Найти тему
Сергей Петров

Индоевропейцы: Змееборческий миф

Битва на Калиновом мосту (рисунок Бориса Забирохина)
Битва на Калиновом мосту (рисунок Бориса Забирохина)

Один из наиболее надёжно восстанавливаемых мифов, восходящих к эпохе индоевропейской общности, служил в качестве идеологического обоснования экспансии индоевропейцев, поэтому имеет смысл рассмотреть его подробно. Это миф о змееборчестве, повествующий о победе небесного Бога-громовержца (или смертного героя, которому он оказывает поддержку) над своим хтоническим змеевидным противником. Из всех индоевропейских традиций самое ранее и полное отражение этого мифа донесла до нас «Ригведа». В первоначальном варианте героем повествования был бог *Dyéws (букв. «Небо»), имя которого, в частности, отражено в греческом как Ζεύς, а в индоарийском – как Dyáus. В греческой традиции Зевс сохранил свою роль, в то время как в индоарийской Дьяус был вытеснен на периферию религиозного сознания, а большинство его функций (включая функцию Бога-громовержца, побеждающего Змея) перешло к Индре (имя которого, скорее всего, родственно праслав. *jędrъ «сильный»).

Самым важным текстом, отражающим этот миф, является в «Ригведе» Гимн 32 её Первой книги:

Индры героические деяния сейчас я хочу провозгласить: / índrasya nú vīríyāṇi prá vocaṃ

Те первые, что совершил громовержец, / yā́ni cakā́ra prathamā́ni vajrī́

Он убил змея, он просверлил (русла) вод, / áhann áhim ánu apás tatarda

Он рассёк недра гор… / prá vakṣáṇā abhinat párvatānām…

Он убил его, перворождённого из змеев... / áhann enam prathamajā́m áhīnām…

Он убил Вритру, самого (страшного) врага, бесплечего, / áhan vr̥tráṃ vr̥tratáraṃ víaṃsam

Индра – дубиной, великим оружием. / índro vájreṇa mahatā́ vadhéna

Как ветви топором обрубленные, / skándhāṃsīva kúliśenā vívr̥kṇā

Змей лежит, прильнув к земле… / áhiḥ śayata upapŕ̥k pr̥thivyā́ḥ…

Единый бог, ты завоевал коров, ты завоевал сому, о герой! / devá ékaḥ ájayo gā́ ájayaḥ śūra sómam

(РВ 1.32.1, 3, 5, 12)

Имя змея Вритра (vŕ̥tra- – «препятствие») засвидетельствовано только индоиранским преданием, в самом же древнем индоевропейском изводе противник Бога-громовержца назывался просто Змеем (ПИЕ *ogʷʰis > индоар. ahi). (В славянском это слово ограничило своё значение и стало обозначать ужа, в общем же значении «змей» стало употребляться новообразование с буквальным значением «земляной».) В выражении áhann áhim («он убил змея») из вышеприведённого отрывка к праиндоевропейским временам восходит не только второй, но и первый компонент (ПИЕ *gʷʰen- «убивать»). Его отражение (хет. kuen-) используется и в хеттском мифе о победе Бога грозы над Змеем – MUŠilluyankan kuenta «он убил змея» (KUB 17.5 I 17), а также в мифах о змееборчестве в других индоевропейских традициях (др.-ирл. gon-, англ. bane и т.д.), из чего следует, что это слово было своего рода «техническим термином» для описания подобного рода событий.

Хеттское изображение победы Бога грозы (в сопровождении своего сына) над Змеем
Хеттское изображение победы Бога грозы (в сопровождении своего сына) над Змеем

Точно соответствующее индоарийскому áhann áhim выражение (авест. ǰanat̰ ažīm) в «Авесте» применяется к иранским героям-змееборцам – Траэтаоне, который «убил змея дасовского» (ǰanat̰ ažīm dahākəm) (Яшт 9.8), и Кэрсаспе, который «убил змея рогатого» (ǰanat̰ ažīm sruuarəm) (Яшт 19.40).

Индоиранские параллели можно подкрепить греческими данными. Греческая литература донесла до нас многочисленные рассказы о героях-змееборцам. В частности, Пиндар говорит о Персее, что «Он убил Горгону, / Он принёс островитянам / Ту голову, пёструю змеиною гривой, – / Каменную смерть» (ἔπεφνέν τε Γοργόνα, καὶ ποικίλον κάρα / δρακόντων φόβαισιν ἤλυθε νασιώταις / λίθινον θάνατον φέρων) (Пиф. 10.46-49), в другом месте называя Пегаса «исчадьем змеистой Горгоны» (τᾶς ὀφιώδεος υἱόν Γοργόνος) (Ол. 13.64). О Ясоне тот же автор сообщает, что «Он убил дракона умением своим, / Змея с серым глазом, с пёстрой спиной» (κτεῖνε μὲν γλαυκῶπα τέχναις ποικιλόνωτον ὄφιν) (Пиф. 4.249). Побеждённого Ясоном дракона Пиндар называет «змеем» (ὄφις), а Горгону – «змеистой» (ὀφιώδεος). Греческое слово ὄφις является прямым отражением ПИЕ *ogʷʰis, давшего индоар. ahi и авест. aži.

Персей, убивающий Медузу Горгону (греческая ваза, VI в. до н.э.)
Персей, убивающий Медузу Горгону (греческая ваза, VI в. до н.э.)

Убийство «змеистой» Горгоны Персеем Пиндар передаёт при помощи глагола в аористе ἔπεφνεν, корень которого восходит к тому же ПИЕ глагольному корню *gʷʰen- «убивать» (> рус. гнать), который дал áhann в индоарийском и ǰanat̰ в авестийском. Примечательно, что в греческом языке производный от ПИЕ *gʷʰen- глагол в настоящем времени θείνω приобрёл значение «бить», уступив значение «убивать» другим глаголам. Однако старое значение сохранилось в именном производном от него φόνος «убийство» (ПИЕ *gʷʰonos > рус. гон) и в редуплицированном тематическом аористе ἔπεφνε(ν) (у Гомера встречается также инфинитив аориста πεφνέμεν – см. ниже).

Сохранение этим словом в прошедшем времени старого значения можно объяснить его связью с мифом о змееборчестве. Например, именно оно используется в одном из двух отголосков этого мифа у Гомера – рассказе об убийстве Беллерофонтом Химеры: «Юноше Беллерофонту [ликийский царь] убить заповедал Химеру / Лютую, коей порода была от богов, не от смертных: / Лев головою, задом дракон и коза серединой, / Страшно дыхала она пожирающим пламенем бурным. / Грозную он поразил, чудесами богов ободрённый» (πρῶτον μέν ῥα Χίμαιραν ἀμαιμακέτην ἐκέλευσε / πεφνέμεν: ἣ δ᾽ ἄρ᾽ ἔην θεῖον γένος οὐδ᾽ ἀνθρώπων, / πρόσθε λέων, ὄπιθεν δὲ δράκων, μέσση δὲ χίμαιρα, / δεινὸν ἀποπνείουσα πυρὸς μένος αἰθομένοιο, / καὶ τὴν μὲν κατέπεφνε θεῶν τεράεσσι πιθήσας) (Ил. 6.179-183).

Беллерофонт, убивающий Химеру (греческая ваза, IV в. до н.э.)
Беллерофонт, убивающий Химеру (греческая ваза, IV в. до н.э.)

На основании индоар. áhann áhim, авест. ǰanat̰ ažīm и гр. ἔπεφνεν ὄφιν можно достоверно восстановить выражение (e)gʷʰent ogʷʰim («убил змея»), содержащее аллитерацию с использованием очень редкого индоевропейского согласного звука gʷʰ, которое входило в состав первоначального поэтического повествования о змееборчестве.

В последующих отражениях этого повествования могут варьироваться главные герои (сам Бог-громовержец или его сын или покровительствуемый им герой) и конкретные имена их противников. Так, греческая литература донесла до нас мифы о победе Зевса над Тифоном и сына Зевса Аполлона – над Пифоном.

Согласно Аполлодору, руки Тифона «окан­чи­ва­лись ста голо­ва­ми дра­ко­нов», а «часть его тела ниже бёдер состо­я­ла из огром­ных изви­ваю­щих­ся коль­ца­ми змей (ἐχιδνῶν)» (Мифологическая библиотека, 1.6.3). Древнейшее в греческой литературе упоминание о Тифоне содержится во втором из отголосков змееборческого мифа у Гомера. Описывая движение ахейского войска, он сообщает: «Дол застонал, как под яростью бога, метателя грома / Зевса, когда над Тифеем сечёт он перунами землю» (γαῖα δ᾽ ὑπεστενάχιζε Διὶ ὣς τερπικεραύνῳ / χωομένῳ ὅτε τ᾽ ἀμφὶ Τυφωέϊ γαῖαν ἱμάσσῃ) (Ил. 2.781-782). Судя по тому, что победу Зевса над Тифоном греческая традиция помещает на гору Касий в Сирии, она могла испытать влияние хеттского мифа о змееборчестве, имевшего, впрочем, тот же самый индоевропейский источник.

Зевс, поражающий Тифона перуном (халкидская чернофигурная гидрия, ок. 540-530 гг. до н.э.)
Зевс, поражающий Тифона перуном (халкидская чернофигурная гидрия, ок. 540-530 гг. до н.э.)

Самое древнее повествование о победе Аполлона над Пифоном содержится в гомеровском Гимне к Аполлону Пифийскому, в котором, что примечательно, Пифон называется кормильцем Тифона: «Близко оттуда – прекрасноструистый родник, где владыкой, / Зевсовым сыном, дракон умерщвлён из могучего лука, – / Дикое чудище, жирный, огромный, который немало / Людям беды причинил на земле, – причинил и самим им, / И легконогим овечьим стадам, – бедоносец кровавый. / Был на вскормление отдан ему златотронною Герой / Страшный, свирепый Тифаон, рождённый на пагубу людям» (ἀγχοῦ δὲ κρήνη καλλίρροος, ἔνθα δράκαιναν / κτεῖνεν ἄναξ, Διὸς υἱός, ἀπὸ κρατεροῖο βιοῖο, / ζατρεφέα, μεγάλην, τέρας ἄγριον, ἣ κακὰ πολλὰ / ἀνθρώπους ἔρδεσκεν ἐπὶ χθονί, πολλὰ μὲν αὐτούς, / πολλὰ δὲ μῆλα ταναύποδ᾽, ἐπεὶ πέλε πῆμα δαφοινόν. / καὶ ποτε δεξαμένη χρυσοθρόνου ἔτρεφεν Ἥρης / δεινόν τ᾽ ἀργαλέον τε Τυφάονα, πῆμα βροτοῖσιν) (Гимн к Аполлону Пифийскому, 300-306) (здесь и далее Гомеровские гимны цитируются обычно в переводе Викентия Вересаева).

Аполлон, убивающий Пифона (греческая тетрадрахма, ок. 420 г. до н.э.)
Аполлон, убивающий Пифона (греческая тетрадрахма, ок. 420 г. до н.э.)

Связь между двумя змеевидными чудовищами совсем не случайна. Имя Тифона (Τυφῶν) восходит к ПИЕ *dubh-(n-) «дно, глубина» (> праслав. dъbno «дно»), а имя Пифона (Πύθων) – к ПИЕ *budh-(n-) с тем же самым значением (> гр. πυθμήν «дно, глубина»). От второго слова происходит также второй компонент в имени индоарийского Ahi Budhnya – «Змея глубинного» (budhn-ya – прилагательное на -ya от budhnas «дно, глубина»). Последний представляет собой загадочную фигуру, вскользь упоминаемую в «Ригведе» 12 раз. Наиболее развернутый текст о нём гласит: «Змея, рождённого водой, я воспеваю в гимнах, / (Того,) кто сидит на дне рек в тёмных просторах. / Да не причинит нам вреда Змей глубинный!» (abjã́m ukthaír áhiṃ gr̥ṇīṣe / budhné nadī́nāṃ rájassu ṣī́dan / mā́ no áhir budhníyo riṣé dhān) (РВ 7.34.16-17).

Следовательно, Ahi Budhnya – связанный с водой змей, могущий причинить вред. Эти качества сближают его с Вритрой. Кроме того, «Ригведа» очень сходно описывает Вритру после его поражения от Индры: «Среди неостанавливающихся, неуспокаивающихся / Водных потоков скрыто тело. / Воды текут через тайное место Вритры. / В долгий мрак погрузился тот, кому Индра враг» (átiṣṭhantīnām aniveśanā́nāṃ / kā́ṣṭhānām mádhye níhitaṃ śárīram / vr̥trásya niṇyáṃ ví caranti ā́po / dīrgháṃ táma ā́śayad índraśatruḥ) (РВ 1.32.10). Отсюда можно заключить, что Ahi Budhnya и Vr̥tra представляют собой отражения одного и того же образа Змея, отражениями которого также являются греческие Тифон и Пифон, имена которых на праиндоевропейском уровне (*dubh-(n-) и *budh-(n-)) связаны метатетическими отношениями.

Частью индоевропейского змееборческого мифа был захват героем у побеждённого врага скота (коров и быков). «Ригведа» неоднократно упоминает его при описании победы Индры над Вритрой: «Этот убийца Вритры, этот самый Индра выпустил с помощью песнопений / Коров вместе с молодняком, вместе с жертвенными возлияниями. / Широко шагающая домашняя корова, несущая для него / (Молоко,) полное жира, доится медовой сладостью» (sá jātébhir vr̥trahā́ séd u havyaír / úd usríyā asr̥jad índro arkaíḥ / urūcí asmai ghr̥távad bhárantī / mádhu svā́dma duduhe jéniyā gaúḥ) (РВ 3.31.11).

О том же говорится при описании победы Индры над Валой (имя которого, как и имя Вритры, может восходить к ПИЕ глагольному корню *wel- «скрывать»): «Индра увеличил воздушное пространство / (И) светлые просторы (неба) в опьянении сомой, / Когда он расколол Валу. / Он выгнал коров наружу к Ангирасам, / Делая явными тех, кто был в укрытии. / Он изверг Валу в нашу сторону» (ví antárikṣam atiran / máde sómasya rocanā́ / índro yád ábhinad valám / úd gā́ ājad áṅgirobhya / āvíṣ kr̥ṇván gúhā satī́ḥ / arvā́ñcaṃ nunude valám) (РВ 8.14.7-8).

Угоном скота сопровождается также победа над змеем Вишварупой. В некоторых текстах эта победа приписывается самому Индре: «Я, Индра, – (защитный) вал, грудь Атхарвана. / Для Триты я породил коров из змея» (ahám índro ródho vákṣo átharvaṇas / tritā́ya gā́ ajanayam áher ádhi) (РВ 10.48.2). В других её одерживает герой Трита, которому Индра оказывает поддержку: «Зная оружие, идущее от предков, этот / Аптья, посланный Индрой, победил в борьбе. / Убив трёхглавого, о семи лучах, / Трита выпустил коров у сына Тваштара. / Идра зарубил (того,) кто замахнулся на слишком большую силу, / Благой господин – (того), кто мнил себя (таковым). / Забрав себе коров самого сына Тваштара / Вишварупы, он оторвал три его головы» (sá pítriyāṇi ā́yudhāni vidvā́n / índreṣita āptiyó abhy àyudhyat / triśīrṣā́ṇaṃ saptáraśmiṃ jaghanvā́n / tvāṣṭrásya cin níḥ sasr̥je tritó gā́ḥ / bhū́rī́d índra udínakṣantam ójo / ávābhinat sátpatir mányamānam / tvāṣṭrásya cid viśvárūpasya gónām / ācakrāṇás trī́ṇi śīrṣā́ párā vark) (РВ 10.8.8-9).

Один из гимнов «Ригведы» утверждает, что Трита победил «шестиглазого, трёхглавого» (ṣaḷakṣáṃ triśīrṣā́ṇaṃ) противника (РВ 10.99.6). «Авеста» приписывает победу над «шестиглазым, трёхглавым» (xšuuašašīm ϑrikamərəδəm) змеем Ажи Дахакой иранскому герою Траэтаоне (Яшт 9.14). Имена Триты и Траэтаоны означают «Третий». Кроме того, индоарийский Трита называется Аптьей («Водяным»), а иранский Траэтаона – сыном Атвии («Водяного»).

Очевидно, что речь идёт об одном и том же герое, восходящем не только к общеиндоиранской, но и к общеиндоевропейской древности, судя по отражению его образа в русских сказках: «В самом общем виде на русском материале суть сказок типа 301 в интересующей нас здесь части сводится к следующему: три брата, младший из которых особо отмечен (иногда он единственный из братьев, чьё имя упоминается; среди этих имен такие показательные, как Иван Третей, Третьяк /ср. Tritā/ или Иван Водович), отправляются на поиски трёх исчезнувших царевен (иногда одной, ср. тот же мотив в “Шахнаме” и его вариант в Авесте); братья приходят к отверстию, ведущему под землю (чаще всего это именно колодец /ср. колодец Триты/, или яма, дыра); младший брат спускается по верёвке под землю; братья предательски бросают верёвку, и младший брат (третий) остаётся под землёй; там он последовательно попадает в три царства – медное, серебряное и золотое; в каждом из них он встречает девицу (царевну), предупреждающую его об опасности, исходящей от змея (обычно трёх-, шести- и девятиголового), который должен прилететь в соответствующее царство; когда змеи (чудовища, драконы, иногда один) прилетают, младший брат вступает с ними в поединок и побеждает их, ссекая им головы… Таким образом, оказывается, что Трита, Трайтаона, Иван Третей (Третьяк) и являются, по сути дела, убийцами чудовища, чье имя Vr̥tra (Vr̥θra) и под.».[1]

В «Авесте» (Яшт 5.61) Траэтаона именуется vərəϑrajå, что точно соответствует эпитету Индры vr̥trahan-, в котором han- происходит от ПИЕ глагола *gʷʰen- «убивать», а vr̥tra – имя змея. Отсюда следует, что противник Траэтаоны (а тем самым и именуемый Вишварупой противник Триты) – это разновидность того же Вритры.

«Ригведа» неоднократно называет змееобразного противника Индры или представляющего его героя «дасой», напр.: «Этот самый хозяин дома (Индра или Трита?) укротил дасу, / Громко ревущего, шестиглазого, трёхглавого» (sá íd dā́saṃ tuvīrávam pátir dán / ṣaḷakṣáṃ triśīrṣā́ṇaṃ damanyat) (РВ 10.99.6). Об иранском Траэтаоне «Авеста» сообщает, что он победил «змея дасовского… трёхглавого, шестиглазого» (ažīm dahākəm… ϑrikamərəδəm xšuuašašīm) (Яшт 9.14). Авестийское слово dahāka имеет тот же корень, что и индоар. dāsa- (> ир. dāha-), к которому присоединён суффикс -ka. На этом основании можно восстановить общеиндоиранское обозначение противника Триты и Траэтаоны (и, соответственно, Бога-громовержца) как *aǰhi- dāsa- «змей дасовский».

Словами общего происхождения dāsa- и dasyu- с неясной этимологией в «Ригведе» называются демоны или представители неарийских народностей. По всей видимости, второе значение является более ранним, и именование Змея «дасовским» определяет его как представителя враждебного ариям мира. Победа над Змеем позволяет ариям овладеть скотом своих врагов. В приведённом выше отрывке о победе Индры над Валой действие Индры описано выражением gā āj- «угонять скот», являющимся стандартным для подобных ситуаций в «Ригведе». Точное соответствие ему имеется в авестийском языке (gąm az-), а также в латыни (bovēs agere). Оно восстанавливается также для древнеирландского на основании выражения tāin (< *to-ag-no) bō «угон скота», ставшего названием целого жанра ирландских саг, самой известной из которых является Tāin Bō Cūalinge («Похищение быка из Куальнге»). На этом основании можно восстановить для общеиндоевропейского языка фразу *gʷōs h2eǵ- «угонять скот». Судя по совпадению между индоиранским и итало-кельтским, указанное выражение и обозначаемое им явление должны были существовать ещё до расхождения этих ветвей индоевропейской общности, т.е., по меньшей мере, до конца IV тыс. до н.э.

Угон скота у инородцев воспринимался индоевропейцами как повторение победы над Змеем Бога-громовержца, поэтому конкретное воплощение последнего было естественным адресатом молитв об успехе в подобном деле: «Только к нему мы обращаемся за дружбой, / К нему – за богатством, к нему – за героической силой – / И он, могучий, должен постараться для нас, / Индра, наделяющий добром. / (Загон с коровами,) легко открываемый, легко опустошаемый, – / О Индра, (это) отличие, даваемое только тобой! / Открой загон с коровами!» (tám ít sakhitvá īmahe / táṃ rāyé táṃ suvī́riye / sá śakrá utá naḥ śakad / índro vásu dáyamānaḥ / suvivŕ̥taṃ sunirájam / índra tvā́dātam íd yáśaḥ / gávām ápa vrajáṃ vr̥dhi) (РВ 1.10.6-7). В «Ригведе» возносящие молитвы Индре воины уподобляют себя змееборцу Трите: «Мы хотим получать выгоду, побеждая с твоей помощью / Вместе с арием всех врагов-дасью! / Это для нас тогда ты отдал во власть Вишварупу, / Сына Тваштара, во власть Триты из круга (наших) друзей» (sánema yé ta ūtíbhis táranto / víśvā spŕ̥dha ā́riyeṇa dásyūn / asmábhyaṃ tát tvāṣṭráṃ viśvárūpam / árandhayaḥ sākhiyásya tritā́ya) (РВ 2.11.19).

В греческом языке второй компонент ПИЕ выражения *gʷōs h2eǵ- (гр. ἄγω) оказался вытеснен глаголом ἐλαύνω, вследствие чего выражение «угонять скот» приняло вид βοῦς ἐλαύνω. Примечательно, однако, что для описания захвата женщины Гомер использует всё-таки производное от ПИЕ h2eǵ-. Собираясь отобрать у Ахилла троянскую пленницу, Агамемнон заявляет: «Брисеиду сам увлеку я» (ἐγὼ δέ κ᾽ ἄγω Βρισηΐδα) (Ил. 1.184). В «Авесте» Траэтаона молится, чтобы после победы над Ажи Дахакой ему «увести его двух любимых жён» (he vaṇta azāni) (Яшт 5.34). Это совпадение между греческим и иранским свидетельствами предполагает, что захват женщин у индоевропейцев обозначался тем же самым глаголом h2eǵ-, что и захват скота.

Гесиод использует выражение βοῦς ἐλαύνω в рассказе о победе Геракла над Герионом, внуком Медузы через Хрисаора: «Этот Хрисаор родил трёхголового Герионея, / Соединившись в любви с Каллироею Океанидой. / Герионея того умертвила Гераклова сила / Возле ленивых коров на омытой водой Ерифее. / В тот же направился день к Тиринфу священному с этим / Стадом коровьим Геракл, через броды пройдя Океана» (Χρυσάωρ δ᾽ ἔτεκεν τρικέφαλον Γηρυονῆα / μιχθεὶς Καλλιρόῃ κούρῃ κλυτοῦ Ὠκεανοῖο. / τὸν μὲν ἄρ᾽ ἐξενάριξε βίη Ἡρακληείη / βουσὶ παρ᾽ εἰλιπόδεσσι περιρρύτῳ εἰν Ἐρυθείῃ / ἤματι τῷ ὅτε περ βοῦς ἤλασεν εὐρυμετώπους / Τίρυνθ᾽ εἰς ἱερὴν διαβὰς πόρον Ὠκεανοῖο) (Теогония, 287-292) (здесь и далее «Теогония» Гесиода цитируется обычно в переводе Викентия Вересаева). Победа сына Бога-громовержца над трёхголовым внуком «змеистой» Медузы Горгоны с целью угона его скота является очевидным отражением всё того же индоевропейского змееборческого мифа.

Выражение βοῦς ἐλαύνω Пиндар использует, повествуя о том же событии (фр. 169а6-8), а гомеровский Гимн к Гермесу – о похищении новорожденным Гермесом коров Аполлона (101-107). В «Илиаде» его употребляет Ахилл, заявляющий Агамемнону: «Предо мною ни в чем не виновны трояне: / Муж их ни ко́ней моих, ни тельцов никогда не похитил; / В счастливой Фтии моей, многолюдной, плодами обильной» (ἐπεὶ οὔ τί μοι αἴτιοί εἰσιν: / οὐ γὰρ πώποτ᾽ ἐμὰς βοῦς ἤλασαν οὐδὲ μὲν ἵππους, / οὐδέ ποτ᾽ ἐν Φθίῃ ἐριβώλακι βωτιανείρῃ) (Ил. 1.153-155).

Описание угона скота (βοηλασία), которое Гомер вкладывает в уста предающегося воспоминаниям пилосского царя Нестора, способно дать представление о подобных событиях индоевропейской древности: «Если бы молод я стал и могучестью крепок, как прежде, / В годы, когда возгорелася распря меж нас и элеян, / Хищников стада; когда Гипирохова мощного сына / Я поразил Итимонея, жившего в злачной Элиде, / И отбил всё возмездие: стадо своё защищая, / Он поражён меж передними бурною пикой моею; / Пал, и мгновенно рассыпались сельские ратники в страхе. / Мы от элеян добычу богатую с поля погнали: / Овчих ватаг пятьдесят и столько же гуртов воловых, / Столько же стад и свиных, и бесчисленных козьих, и с ними / Конский табун захватили мы, сто пятьдесят светломастных / Всё кобылиц, и при многих прекрасные были жребята» (εἴθ᾽ ὣς ἡβώοιμι βίη δέ μοι ἔμπεδος εἴη / ὡς ὁπότ᾽ Ἠλείοισι καὶ ἡμῖν νεῖκος ἐτύχθη / ἀμφὶ βοηλασίῃ, ὅτ᾽ ἐγὼ κτάνον Ἰτυμονῆα / ἐσθλὸν Ὑπειροχίδην, ὃς ἐν Ἤλιδι ναιετάασκε, / ῥύσι᾽ ἐλαυνόμενος: ὃ δ᾽ ἀμύνων ᾗσι βόεσσιν / ἔβλητ᾽ ἐν πρώτοισιν ἐμῆς ἀπὸ χειρὸς ἄκοντι, / κὰδ δ᾽ ἔπεσεν, λαοὶ δὲ περίτρεσαν ἀγροιῶται. / ληΐδα δ᾽ ἐκ πεδίου συνελάσσαμεν ἤλιθα πολλὴν / πεντήκοντα βοῶν ἀγέλας, τόσα πώεα οἰῶν, / τόσσα συῶν συβόσια, τόσ᾽ αἰπόλια πλατέ᾽ αἰγῶν, / ἵππους δὲ ξανθὰς ἑκατὸν καὶ πεντήκοντα / πάσας θηλείας, πολλῇσι δὲ πῶλοι ὑπῆσαν) (Ил. 11.670-681).

Рассмотренные данные позволяют реконструировать общеиндоевропейский миф, в котором Бог-громовержец (*dyews) или связанный с ним герой убивает (*gʷʰen-) многоголового Змея (*ogʷʰis), представляющего враждебный индоевропейцам мир, и угоняет (*h2eǵ-) его коров (*gʷōs). В V-IV тыс. до н.э. скот являлся главным богатством индоевропейцев, а естественным способом его пополнения должны были быть набеги верхом на конях на соседние племена неолитических земледельцев – трипольцев на Правобережной Украине и майкопцев на Северном Кавказе. Такого рода набеги осмыслялись как отнятие богатства у несправедливо владеющей им чуждой враждебной силы, олицетворяемой Змеем.

[1] Топоров В.Н. Авест. Ɵrita, Ɵraētaona, др.-инд. Trita и др. и их индоевропейские истоки // Топоров В.Н. Исследования по этимологии и семантике. Том 2. Индоевропейские языки и индоевропеистика. Книга 2. М., 2006. С. 485-486.

См. тж.: https://ridero.ru/books/kon_koleso_i_kolesnica/