Текст: Татьяна Сохарева
- Андрей Зорин. Жизнь Льва Толстого: опыт прочтения. — М.: Новое литературное обозрение, 2020. — 248 с.
«Отличительной чертой внутренней и внешней биографии Толстого была непрерывная и иногда очень резкая изменчивость его взглядов и его поведения», — написал Борис Эйхенбаум в 1939 году в статье «О противоречиях Льва Толстого», задав тем самым модус восприятия жизненного пути писателя на долгие годы. Филолог считал эту особенность натуры писателя «фактом истории» и призывал изучать ее с исторической точки зрения. Литературовед, профессор Оксфордского университета Андрей Зорин в книге «Жизнь Льва Толстого. Опыт прочтения» расставил свои акценты.
Первым делом он отринул многострадальные противоречия как основу личности Льва Толстого и отказался от привычного для советской биографической традиции разделения жизни и творчества. Благодаря этой стратегии ему — быть может, впервые — удалось представить Толстого как сложную, но цельную натуру, чувственная и порывистая сторона которой не отменяла достоинств литературных трудов и этических исканий писателя. Кроме того, не стоит забывать, что книга изначально была написана для серии Critical Lives издательства Reaktion Books. Она мало похожа на любимые русской публикой беллетризованные биографии, авторы которых склонны придавать жизненному пути героя форму красивой легенды. Правда, и многочисленные заявления об экспериментальном характере книги Андрея Зорина скорее сбивают читателя с толку, чем помогают разобраться, с чем он имеет дело.
Для Зорина, специалиста по русской литературе конца XVIII — начала XIX века, обращение к биографии Льва Толстого стало заходом на новую территорию. Во главу угла он поставил вопрос, в какой мере жизнь и литература влияют друг на друга. В некотором смысле эта проблема стала для автора также и ключом к пониманию переполненных автобиографическими деталями произведений Толстого. Зорин утверждает, что «произведения великих писателей и мыслителей не столько „отражают“ жизнь их создателей, сколько составляют ее. „Война и мир“, „В чем моя вера?“ или „Круг чтения“ не менее важные факты биографии Толстого, чем его военный опыт, крестьянский труд или семейная трагедия».
При этом не стоит забывать, что Толстой был одним из самых известных людей своего времени. Многочисленная родня, друзья, знакомые, исследователи, гости Ясной Поляны написали о нем сотни мемуаров и статей. Сегодня мы бы сказали, что окружение Толстого сработало не хуже репортеров современных глянцевых изданий, привыкших документировать каждый шаг медийных персон. Благодаря этим материалам мир яснополянской усадьбы, одного из самых известных дворянских гнезд, оброс плотью и был изучен вдоль и поперек. Однако с Толстым обилие источников, зачастую противоречащих друг другу, сыграло злую шутку. Какой сюжет ни возьми — обязательно увязнешь в домыслах и пересудах. В особенности «удружила» биографам писателя Софья Андреевна, обвинившая мужа в «отсутствии дружбы, симпатии душ, а не тел» и многих других грехах. В результате повествование о жизни и творчестве Льва Николаевича само по себе превратилось в чистой воды водевиль.
Следуя заданной этим материалом логике, Павел Басинский, например, выстроил самую известную свою книгу, посвященную Толстому, как расследование, развернувшееся вокруг одного из судьбоносных сюжетов из жизни писателя — ухода из Ясной Поляны («Лев Толстой: Бегство из рая»). С точки зрения формы труд Андрея Зорина выглядит менее изобретательно, однако сложно переоценить способность автора превратить столь разнообразный материал в бойкий лаконичный текст.
Другой опорой для Зорина во многом стал дневник писателя, в котором тот мучительно формулирует свои жизненные основы, записывает творческие планы и перечисляет многочисленные слабости, которые, по его мнению, необходимо искоренить («Я дурен собой, неловок, нечистоплотен и светски необразован…»). Толстой вел дневник на протяжении всей жизни: первые записи он сделал еще в юности, будучи студентом Казанского университета, а последние — за четыре дня до смерти в 1910 году. Известно, что он очень серьезно относился «к такого рода писанию» и отказывался от него лишь в годы интенсивной работы над «Войной и миром» и «Анной Карениной». Однако Зорин замечает, что «в дневнике Толстого мы не встретим того веселого, насмешливого, щедрого и великодушного человека, которого знаем по его письмам и по воспоминаниям родных и друзей»:
На современного читателя дневник может порой производить неприятное впечатление — не столько своим содержанием (ничего особенно компрометирующего Толстой о себе не рассказывает), сколько почти маниакальной погруженностью в себя и непрекращающимся самоистязанием.
Здесь стоит отметить, что, несмотря на пристальное внимание к чувственной стороне жизни Толстого, излишней психологизации Зорин избегает. Хотя герой его исследования посвятил анализу своих ощущений более тридцати тетрадей, бытовые и психологические подробности жизни графа остались за кадром. Скорее ученый обращает внимание читателя на периоды мучительных сомнений и борьбы, которые сопровождали писателя на протяжении всего творческого пути — в особенности в дни работы над его главными произведениями. Подобная структура наилучшим образом отражает стремление Толстого всю свою жизнь подчинить определенным правилам, которые зачастую находили воплощение в том или ином созданном им характере:
В «Анне Карениной» Левин, самый автобиографический из персонажей прозы Толстого, с удивлением замечает после женитьбы, что его жена «не только близка ему, но что он теперь не знает, где кончается она и начинается он». Представления Толстого о браке были такими же максималистскими и бескомпромиссными…
Рассказывая о своей методологии, Зорин в одном из интервью упомянул Григория Винокура и его книгу «Биография и культура», идея которой в том, что «жизнь есть не слагаемое, и не произведение множителей, а конкретная реальность». Именно ее-то и передает Андрей Зорин — несмотря на то, что выбранный им герой был как никто другой склонен разбирать жизнь на составляющие.