Никогда я не была красивой и даже симпатичной. Так, серенькая мышка – худенькая и тихая. Поэтому мой неожиданный роман с Дмитрием, первым красавцем на факультете, вызвал в институте всеобщий шок.
Он был из грузинской семьи с богатой родословной. Аристократы и «люди самой высшей пробы» – так про них все говорили. А на меня рядом с ним смотрели насмешливо и презрительно.
Надо ли говорить, что семья Дмитрия меня не приняла? Единственный сын, умница, талантище, надежда и опора... Его родители, словно сговорившись, отнеслись ко мне не как к невесте, которую сын привел в дом, а как к соседке, забежавшей на чай. Зато Димина бабушка своих чувств не скрывала. Впрочем, о ней стоит рассказать отдельно.
Во-первых, хоть ее и называли «бабулей», это определение к ней явно не подходило. Она – дама. Ухоженная, всегда со вкусом одетая, с легким макияжем и обязательно с маникюром. Во-вторых, она была профессором, автором нескольких учебников. В научном мире ее знали по работам на тему «Обычаи и обряды народов Северного Кавказа». Дима без доли юмора говорил, что его бабушка может творить немыслимые вещи – навести порчу или сглазить для нее раз плюнуть. Но она, конечно, этим не занималась, а просто владела секретами, тайнами, знаниями.
В тот день, когда ее внук объявил о скорой свадьбе, она пригласила меня в свою комнату. Впрочем, приглашение выглядело скорее как приказ, но это неважно. Между нами состоялся ужасный разговор, я до сих пор помню его почти дословно. Мне было сказано, что в Тбилиси у Дмитрия есть невеста, девушка достойная и его круга. Что мы с ним совершенно разные и я никогда не приживусь в их семье, как бы ни старалась. Бабка просила меня не портить жизнь ее внуку и раньше времени не вгонять в гроб его родителей. Много всего наговорила. Наверное, я бы умерла прямо там, в ее комнате, всем на радость и облегчение, если бы меня не спас Дмитрий. Входить к его бабушке без стука, да и вообще, как мне казалось, заранее не договорившись о времени, было запрещено даже членам семьи. Но жених мой это правило нарушил и буквально выволок меня оттуда. И вскоре мы поженились.
«Они будут жить здесь!»
На свадьбу мы потратили шесть рублей семьдесят копеек: столько в 1986 году стоила бутылка шампанского и два билета на метро до загса и обратно. Дима решил, что мы будем жить у него. Пятикомнатная квартира в центре, конечно, выглядела лучше, чем скромная двушка моих родителей, где вместе с мамой и папой еще жил мой брат с женой – на тот момент беременной. Когда Димина мама узнала о наших планах, то заявила:
– Вы не будете у нас жить, снимайте комнату, деньгами поможем.
– Пускай снимают не комнату, а квартиру, – лениво вмешался папа, не поднимая глаз от газеты.
– Дмитрий с женой будут жить здесь! – отрезала бабка. И все было решено. Перечить ей никто не смел.
Я уверена, что у нее был тайный умысел. Она хотела поскорее развести нас с Димкой. Когда бабушка появлялась на кухне, я даже яичницу не могла приготовить – все валилось из рук. При этом она ни слова не говорила. Достаточно было одного ее взгляда!
Время шло. У нас с мужем родилась дочка. Нина была очень способная. Воспитатели в детском садике говорили: «На грани гениальности». Родственники внучку приняли и полюбили. Свекровь сама возила ее на занятия по музыке – Нина делала успехи в игре на скрипке. Свекор давал интервью, когда про Нину писала районная газета. Только старуха оставалась непробиваемой: нас с Ниной для нее просто не существовало. Разве что перестала обжигать меня взглядом – надоело ей это дело, наверное.
Своя среди чужих
Нине исполнилось тринадцать, когда Димка ушел из семьи. Он встретил и полюбил другую женщину, а в своем уходе обвинил меня, припомнив и серую внешность, и бедность моих родителей, и мою несостоятельность в карьере. Нине сказал, чтобы она не волновалась: маму он разлюбил, но ее никогда не разлюбит и не бросит. Несмотря на это, ребенок не понял, почему же его все-таки бросили. Вскоре у дочки начались проблемы со здоровьем. На долгое время мы «прописались» в кабинете у эндокринолога. Конечно, все это происходило на глазах у семьи. Дима обвинял меня громогласно, и Нинины ночные рыдания разносились по всей квартире, хотя она плакала в подушку.
Свекор со свекровью сначала заняли выжидательную позицию, а потом приняли сторону Дмитрия: мы же, мол, сразу говорили, что вы не пара. Но хуже всего было то, что они пытались отобрать у меня Нину. Водили ее по гостям, увезли на море под предлогом «девочке нужно отдохнуть» – и все без меня. А однажды предложили одной, без дочки, перебраться назад в родительский дом. Брат с женой и близнецами к тому времени жили отдельно, папа незадолго до того умер, мама осталась в квартире одна. Но тут опять вмешалась бабушка:
– Никуда она не уедет отсюда. Обе будут жить в этом доме!
И снова никто не посмел ей возразить. После того случая я заметила, что свекор со свекровью оставили свои интриганские штучки и уже не пытались оторвать от меня Нину. В семье воцарился если и не мир, то какое-то подобие равновесия. В то же время я прекрасно понимала, что старуха меня по-прежнему ненавидит. Ее неприязнь я чувствовала на подсознательном уровне и при встречах старалась не смотреть ей в глаза.
Ради дочери
Я из кожи вон лезла, чтобы обеспечить своему талантливому ребенку блестящее будущее. Утром садилась в свои раздолбанные «Жигули», оставленные мне Димой, и везла дочь в школу. После уроков мы до вечера разъезжали по кружкам и секциям. Нине хотелось все попробовать, хотя педагоги настаивали, чтобы она посвятила себя исключительно скрипке. Девочка уже участвовала в международных конкурсах и каждый раз занимала призовые места. Она вообще была победительницей по жизни. И из ситуации с исчезнувшим отцом вышла достойно – просто вычеркнула его из своей памяти.
А Димка и правда исчез. Ни писем, ни открыток, ни денег мы не получили от него за все эти годы. Я слышала несколько раз шепот свекрови на кухне: она рассказывала кому-то по телефону, что Дима живет с новой женой где-то в Европе. Кажется, в Голландии. Но меня это уже не волновало, я думала только о дочери.
К тому времени бабушка сильно сдала. Последние свои дни она не вставала с кровати, но оставалась верна себе. Даже когда мы оставались в квартире вдвоем, ни разу ни о чем меня не попросила. Я молча приносила ей воды и готовила легкую еду, ставила все это на тумбочку у изголовья и уходила. Воду она пила, к еде не притрагивалась.
Последний взгляд
День ее смерти мне запомнился на всю жизнь. Я отвезла Нину в школу, а сама заехала домой за документами для работы. Я перебирала их, когда почувствовала сильное беспокойство. Мне показалось, что меня кто-то не просто зовет, а требует к себе. Ноги сами понесли в комнату к бабке. Она лежала бледная, на лице – голубоватые тени, веки потемнели и отяжелели. Старуха умирала, я поняла это сразу. Но глаза горели и прожигали меня насквозь. Как загипнотизированная, не отрывая взгляда, я приблизилась к ней. А потом вдруг – полная темнота. Я потеряла сознание.
Она прокляла меня, я поняла это сразу, как только пришла в себя. Я лежала на полу, меня бил озноб, повысилась температура, все тело сковала страшная слабость. Старуха лежала в своей кровати мертвая, глаза ее были закрыты.
А жизнь наладилась
Прошли дни, потом недели. А я все ждала, когда же проклятие начнет действовать. Но ничего не происходило. Вернее, ничего плохого. Скорее наоборот: я нашла себе работу, где меня ценили и продвигали. Моя зарплата постепенно росла. Нина получила известность, став лауреатом известного конкурса. Она тоже начала зарабатывать и в скором времени получала в разы больше меня. Умер свекор. Свекровь, оставшись без его мощной поддержки, как-то сразу превратилась в добрую и щедрую грузинскую бабушку, которая обожала внучку и ко мне относилась с большой нежностью.
Даже в личной жизни у меня впервые после Диминого ухода наметился какой-то прогресс. Я начала встречаться с мужчиной, который мне очень нравился. Невероятно, но факт: его приняла и моя свекровь! Теперь я могу смело говорить обо всем этом, потому что с того жуткого дня, когда умерла старуха, прошло уже пять лет. Что же это было? Проклятие, которое не сработало? Или нечто, полностью ему противоположное? Я не знаю.