Часть десятая.
Зима 1941-1942 гг. началась очень рано и была длинной и суровой. Средняя температура стояла -12-15 градусов Цельсия, бывали дни, когда столбик термометра опускался до -20.
Вере казалось, что само сердце гоняет холод по телу. Иногда она представляла себя замерзающей Гердой, не сумевшей вырвать Кая из рук Снежной Королевы и оставшейся вместе с ним выкладывать из льдинок слова. Руки и ноги она почти не чувствовала. Она просто двигалась как механическая кукла. Все стало каким-то одноцветным и безразличным. Даже смерть стала самым обыденным явлением. Идя за водой или хлебом, Вера обходила замёрзшие трупы. Они лежали везде – на улице, в подворотне, в подъезде. Лежали трупы долго, так как некому было их убирать. Иногда они были раздеты, с отрезанными частями тела. Поговаривали, что в соседнем доме живет людоед.
Временами мама Веры ходила на базар, и за какой-нибудь отрез на платье или золотые украшения приносила стакан пшена или килограмм мерзлой картошки. В декабре 1941 года наступил пик голода и холода. Хлеб стал почти чёрным, липким. Иногда горьким. Еще варили «дуранду» - жмых от семечек для подсолнечного масла.
Чтобы как-то поддержать силы, из обойного мучного клейстера и столярного клея варили желе. А из кожаных вещей варили студень, сначала обпаливая их на огне, чтобы вышел дёготь. Чтобы не было цинги, запаривали хвойные иголки. Но люди умирали. Молох собирал свою страшную жатву.
Умерших свозить на кладбища не было сил. Их складывали на лестничных площадках, у подъездов, в подвалах и на чердаках, оставляли на улицах замотанных в простыни, складывали в штабеля в ряде стихийных и определённых властями мест.
Жили Вера с мамой в огромном, старинном большом доме, в три двора-колодца, в центре Ленинграда. На все три двора была одна прачечная. В страшную блокадную зиму 1941-1942 года, когда у людей от голода уже не было сил хоронить своих близких и соседей по квартире, прачечную превратили в огромную покойницкую, в которой штабелями друг на друге лежали замороженные тела умерших от голода людей. Для Веры это были не просто абстрактные люди, это были её вчерашние одноклассники, товарищи по детским дворовым играм, соседи.
Время от времени приезжала грузовая машина и вывозила трупы из покойницкой. Когда везли целые кузова умерших, это было жуткое зрелище. Трупы застывали в самых невообразимых позах, такими их и грузили в кузова и везли неприкрытыми. Тела грузили на машины «с горкой». Чтобы трупов могло уместиться больше, часть из них у бортов ставили стоймя. Один из таких вывозов в памяти Веры отпечатался на всю жизнь. Одним из тел, оказавшимся своеобразным «бортом» кузова машины, был труп женщины. Женщины с яркими длинными рыжими волосами. Почему-то волосы не примерзли, а развивались как алое пламя, когда машина ехала по белым улицам Ленинграда.
Спустя несколько лет, когда Вера приедет к маме погостить с маленькой дочкой Милочкой, она застынет перед открытыми дверями в прачечную, не имея сил в нее войти.
Потом её дочь, Томчак Стелла Павловна, будет так вспоминать этот эпизод: «У нас стирка, и мы с мамой отправляемся в прачечную. Дверь распахнута настежь, и за ней – полумрак, из которого веет страхом и сыростью. Мама держит меня за руку. И вдруг я ощущаю, что её рука сжимается всё крепче, так, что мне становится больно, и по ней пробегает странная мелкая дрожь. Я смотрю на маму и вижу её резко побледневшее лицо, сжатые губы и наворачивающиеся на глаза слёзы. Как видно, ужас происходящего, во время блокады ставший обыденностью, жил в ней, и как нарыв, прорвался наружу при первом же воспоминании.»
Подписывайтесь на канал, пишите отзывы и пожелания.