Однажды вечером я возвращалась домой после очередного расстановочного модуля. Я села в такси и, проехав пару кварталов, начала рыдать, рыдать, задыхаясь от слез, с сильнейшим кашлем, как будто пытаясь выпустить из себя что-то, освободиться, очиститься.
Так я рыдала почти всю дорогу до дома, примерно полчаса. Водитель такси вопросительно смотрел и молча подавал мне салфетки.
Уже подъезжая к дому, я немного успокоилась, и он спросил:
– Девушка, что у вас случилось?
– У меня умерла мама, – ответила я.
– А сколько ей было лет?
– Ей было 39 лет. Мне было 15.
Больше он не сказал ни слова.
Мама умерла, когда мне было 15 лет. Тогда нам всем пришлось очень быстро повзрослеть. На то, чтобы плакать, жалеть себя и вообще осознать, что произошло, или просто спросить себя, что я чувствую и что это для меня значит, не было ни времени, ни ресурсов, ни опыта. Нужно было организовать похороны, поддержать родных, одновременно готовиться к первым экзаменам и строить новую жизнь.
Такие травмы и сопутствующие им эмоции, если они своевременно и правильно не отреагированы, остаются в человеке на долгие годы, возможно, на всю жизнь. Более того, они могут по наследству перейти следующим поколениям и спровоцировать похожие ситуации или необъяснимые эмоциональные всплески примерно в том же возрасте. В системных расстановках это называется синдромом годовщины.
Для самого же человека это постоянное напряжение и огромный труд – держать под контролем неотреагированные эмоции. Любое напоминание о травмирующей ситуации (волосы как у мамы, руки как у мамы, мамино имя, хворост в сахарной пудре) вызывает сильнейший стресс и защитную реакцию – превращение в камень. На поддержание этого состояния камня уходит вся жизненная энергия.
Со временем состояние камня становится настолько привычным, что травмирующее событие уже кажется неважным, возникает иллюзия, что ты совершенно спокойно можешь говорить об этом.
Но подсознание не обманешь, и вытесненная боль приходит в виде симптомов, тяжелых состояний, кошмарных снов.
Мой запрос на ту расстановочную сессию состоял в приступах сухого кашля по ночам и тяжелых снах.
Коллеги по учебной группе сделали мне расстановку. Мой заместитель сразу начал падать назад на фигуру мамы, полностью растворяясь в ее эмоциях и чувствах.
Затем мы разделяли меня и маму, оставляли маме ее чувства и ее судьбу.
Только после этого я впервые смогла заплакать как ребенок, потерявший маму. Я плакала долго, навзрыд, а все одногруппники и наш преподаватель поддерживали меня. Кто-то держал за руку, кто-то поддерживал со спины (классическая поддержка в расстановках), кто-то просто сидел рядом, понимая, насколько глубокий и важный процесс происходит.
Именно тогда, спустя более чем 20 лет, я получила ту поддержку, которую не получила 15-летняя девочка в тяжелейшей для себя ситуации.
Позже еще несколько раз были приступы слез (как в такси), отчаяния, обиды на судьбу. А потом стало легко. Сны стали спокойнее, ночной кашель прошел совсем.
И однажды вечером я накрыла стол и пригласила маму на чай. Я впервые говорила с ней как женщина с женщиной. Я рассказала ей, как окончила учебу, как переехала в Москву, как вышла замуж, как распалась моя семья и как мне не хватало ее тогда. Рассказала, как живут брат и сестра и что у нее уже есть внук – прекрасный мальчик, наш мальчик. И впервые за много лет я почувствовала, что мама рядом, что она меня слышит, понимает и поддерживает.
В тот день из вытесненной боли и ночного кошмара мама превратилась в моего ангела-хранителя.
И теперь любое напоминание – волосы как у мамы, руки как у мамы, мамино имя, хворост в сахарной пудре – это знаки, что моя мама-ангел рядом со мной.
Кристина Эйрих, интегративный психолог, системный расстановщик, консультант по Психологическому портрету