Гений Сергея Эйзенштейна создал целый ряд исторических штампов, поселив нас в «матрицу», не имеющую никакого отношения к реальности. Возмутительно, но – факт!
Художественное наследие режиссера достойно восхищения. Наследие же социальное, общественное и психологическое - порицания и развенчания.
Как объяснить современникам, что кадры штурма Зимнего из фильма «Октябрь» не являются кинохроникой? Разве сможет кто-то убедить их в том, что и запертые ворота (кстати, меня всегда удивляло, зачем ломиться в эти ворота с Большой Морской, когда можно просто и без всяких препятствий обойти здание Генштаба по Невскому?), и карабкающиеся на них революционные рабочие и крестьяне являются постановочными кадрами, плодом режиссерского вымысла?
Вам просто не поверят, когда вы начнете доказывать, что фотография актера Николая Константиновича Черкасова не является прижизненным портретом Александра Невского.
А уж что будет, когда вы скажете, что летописные слова «Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет» тоже сочинил Эйзенштейн, даже трудно себе представить.
Это наша «матрица». Если на секунду выйти из неё, получится серый, угрюмый мир.
В этом мире большевики не стали штурмовать дворец с парадного входа, где он, пусть чрезвычайно слабо, но всё же был защищен. Они просто обошли его со стороны Невы и зашли через никем не охраняемый задний вход. Картина маслом, вряд ли подходящая для героической пропаганды, скорее, для передачи «Городок» (там, кстати, был чем-то перекликающийся сюжет, когда революционные солдаты, с трудом сдерживая естественные позывы, лихорадочно рыщут по коридорам Большого театра, наконец, находят мужской туалет, заходят в него, картинка замирает и возникает подпись: «Большевики ходят по Большому») .
В этом мире мы даже приблизительно не знаем, как выглядел Александр Невский, поскольку никаких изображений ни его, ни его жен-дочерей-сыновей-внуков если и было, то не сохранилось. Мы можем лишь предположить портретное сходство с двумя возможными дошедшими до нас изображениями его родственников - деда Всеволода Большое Гнездо (в виде св. Дмитрия Солунского на иконе в Дмитриевском соборе Владимира) и троюродного дяди Ярослава Владимировича Новгородского (фреска в церкви Спаса на Нередице). Здесь мы видим утонченные смуглые греческие черты, переданные всем Мономашичам от их предка Владимира Мономаха, внука греческого императора Константина IX, а владимирским Юрьевичам вдобавок к этому еще и от следующего их предка Всеволода Большое Гнездо, матерью которого была родственница византийского императора Мануила I Комнина. У Ярослава Владимировича можно заподозрить лысину под княжеской шапкой. Словом, вместо былинного Черкасова получается смуглый, темноволосый, лысоватый человек субтильного телосложения (посмотрите на Всеволода и Ярослава) с тонкими, далеко не мужественными, хотя и благородными чертами лица. Ну как изображать такого на ордене?
В этом мире князья добывали средства к существованию взиманием налога с хлебопашцев, но его для красивой жизни было недостаточно, поэтому обычным делом были грабежи соседей. Вот также и Александр Ярославич отправился в рутинный набег на Орден, который в союзе со Псковом стал угрожать экономическим интересам Новгорода. Полная противоположность тому, что изобразил Эйзенштейн. А в летописи, ко всему прочему, говорилось, что рыцари «падали на траву». Которая росла в замерзшем льду? Вероятно…
Да, нам нужны героические примеры для воспитания молодежи. Но надо сто раз подумать, как эти примеры создавать. Что лучше - горькая правда или «скрепы», зацементированные ложью? На мой взгляд, творческий гений Эйзенштейна можно было бы применить в более «мирных» целях, а народу рассказать всё как было. Ибо всё тайное становится явным и тогда никакие скрепы не устоят.