«Я бы поверил только в такого Бога, который умел бы танцевать».
«Имена и звуки не затем ли даны вещам, чтобы человек освежался вещами? Говорить – это прекрасное безумие: говоря, танцует человек над всеми вещами».
Ф. Ницше «так говорил Заратустра»
Итак, в чем собственно сыр-бор?
Снято - круто, сыграно - круто. Но фильмов с такими характеристиками пруд пруди, а публика восторгается далеко не каждым произведением. Если вы подумаете про хайп антигеройства, то и здесь — скорее мимо, дабы этот поинт уже давно размазывается по киноиндустрии с разных ракурсов. Значит с «Джокером» случилось что-то ещё, возможно, не столь заметное на первый взгляд.
Предполагаю, что «Джокер» окончательно прокрутил колесо культуры, выбив на табло один старый миф, который сейчас может сойти за свежачок.
Дальше будет вагон и тележка спойлеров, поэтому те, кто ходит в кино только за интересным сюжетом и пожрать попкорн, могут идти мимо. Остальные и посмотревшие фильм – велком.
Отойдём от конкретной картины и вспомним другой жестокий фильм, который создал вокруг себя шумиху со знаком минус. С показа уходили, в Каннах не принимали, говном закидали, а режиссёра окрестили психически нездоровым, что собственно может и так, только для произведения искусства, отражающего симптоматийность времени, это глубоко безразлично. Я говорю о «the house that Jack built» и, разумеется, о старике Ларсе фон Триере. Посыл и сюжет фильма ничем не отличается от «Джокера»: точно также психически больной чувак начинает ни с того ни с сего кромсать народ и ловить от этого неимоверный кайф, вознося на пьедестал новое зарождающееся моральное чувство, которое начинается с ощущения значимости собственной жизни. Пустота и бессмысленность, которые занозили у главных героев, сменяются чувством полноты. Отнятие чужой жизни знаменует рождение личности антигероев.
В Джокере это невероятно броско передаётся визуальными эффектами: когда Артур совершает своё первое убийство он преображается на глазах, он начинает... танцевать. В грязном туалете, с омерзительным светом, под которым его тело разгибается из позы скрюченного, жалкого Голлума и приобретает пластичность, естественность, грацию, присущую богине Кали, Дионису или Заратустре. Младенец Джокер рождается не в судорогах и криках, а в танце и безумной улыбке, которая уже не кривится на его лице по причине повреждения мозга, а действительно отображает то, что чувствует персонаж. Процесс «рождения» в Джокере весьма растянут, он позволяет зрителю пройти через эти роды вместе с героем, проникнуться эмпатией, надеть на себя его маску.
У меня бежали мурашки по телу, когда Артур вернулся домой, узнав правду о своем покалеченном детстве: он трогал руками мебель, стены, предметы в доме – вся утварь преобразилась для него вслед за своей жизнью. Как будто смысл, а точнее, бессмыслие предметов раскрылось перед ним. Жанр трагедии сменился комедией. В «Джеке» Триер не позволяет пройти через этот опыт зрителю. Режиссер не творит миф, втягивая в него нас, он рассуждает, говорит с нами, но приставив зрителю пушку к виску. Мы не можем не слушать то, что говорит Джек, его речь неотъемлема от его шокирующих деяний, но тем не менее он более философичен, а потому меланхоличен, как и сам Триер. Речь же Джокера полностью перформативна, он не артикулирует свою «философию». Когда Джокер, еще будучи Артуром Флеком, пытается поговорить с миром, донести до мира свою боль и стремление нести радость и улыбку, мир отворачивается от него, он не слышит Артура. Его не слышит ни босс на работе, ни сотрудница службы социальной поддержки, ни люди на улице. Никто не хочет помочь Артуру, ответить, дать ему хоть немного теплоты, в которой он так нуждался с самого детства. Джек же не пытается поговорить с миром, ему наплевать на мир, как и миру наплевать на него. Трансформация Джека остается практически невидимой для зрителя, несмотря на то, что нам позволяют «поучаствовать» в его первом убийстве. Джек – это артикулированный феномен, Джокер – это феномен письма и перформатива.
Когда Джокер сидит на шоу Мюррея, открывает свой блокнот, для того, чтобы зачитать шутку, его взгляд падает на строки «I hope my death makes more cents, than my life». Это последний раз, когда Артур берет свой блокнот в руки, потому что с этого момента письмо уже навсегда сменяется действием, которое говорит лучше всего прочего. И когда в следующий раз женщина-врач в психиатрической больнице спрашивает Джокера «what’s funny?», Джокер отвечает ей, «you wouldn’t get it», после чего убивает ее, оставляя за собой броский кровавый след, точно такой же, какой и Джек оставляет после «второго инцидента». И тому, и другому уже наплевать на то, станет ли явным их преступление. След – это фирменный почерк, получите – распишитесь.
Почему же «Джек» был не принят публикой, в отличие от Джокера? Во-первых, второй фильм при всех своих качественности и профессионализме направлен на массового зрителя, он создает большую дистанцию между реальностью и идеей кинематографической картины за счет апелляции к сюжету из жанра комиксов. Зритель проживает все то же, что есть и в «Джеке», но на верхушке своего сознания, убеждает себя, что это просто игра, это не имеет ничего общего с жизнью, поскольку это — тот самый нарисованный персонаж из книжки, а не какой-то фильм про реального маньяка-убийцу, к которому не хочется проникаться эмпатией и осуществлять катарсис, будучи психически здоровым. Ну и конечно, Триер включил большую визуальную жестокость, больший контраст, символизм и метафоричность в свое произведение. Массовый зритель хоть и любит провокацию, но требует по отношению к себе нежности, понятного донесения и определенных рамок. Триер плевал на все это с высокой горы, вот и получил кучу нелестных отзывов.
Момент массовости в Джокере дополнительно связан с историей революционного движения в фильме. Это очень важная часть картины. Все те, кто таил в себе те же чувства, что и Артур Флек заразились его выходом на новую территорию жестокости, и этот массовый эк-стаз, то есть выход за собственные пределы, породил новую мораль. Мораль рабов. Вообще-то это старый сюжет, но в фильме, все воскрешается как невиданное доселе. Дальше клоунские маски становятся альтернативой масочек Гая Фокса, Джокер превращается в символ революции, и вуа-ля, все то же самое понеслось по новому кругу. Homo homini lupus est, как говорится. И поверьте, не долог тот час, когда на какой-нибудь Хеллоуин наш народец начнет видеть и оправдывать Джокера в себе, нанося на лицо его маску, заводя его пляс, пародируя его смех. Этот миф будет выползать наружу и никакое рацио уже не будет его сдерживать. Возможно, если бы Джек у Триера меньше трепался и больше предавался пляскам, то эта речь дошла бы не только до любителей покопаться в киноязыке и философии, но и до любого простого зрителя.
#Joker2019 #TheHouseThatJackBuilt #треппрофильмецы #newmythology #новаямифология