Андрей Иваныч.
Поздним декабрьским вечером, после перелета и двухчасовой дороги из Симферополя, уставшая, я вошла к себе в квартиру.
За месяц отпуска, после родительского дома, без сынишки я вернулась в зимнюю Ялту в самом грустном настроении. Но скоро пришла соседка Иринка, принесла грибного супа, накормила, поболтала со мною, рассказала последние новости и, ни слова, – о новом соседе, который поселился на нашем этаже.
Сосед объявился сам. Я уже спала. Но тихий стук в двери услышала. Удивилась. В дверях стоял совершенно незнакомый молодой человек. Светловолосый, с серыми смеющимися глазами, высокий, почти до дверной притолоки, одетый по-домашнему, в шлепанцах на босу ногу.
- Привет.
- Здравствуйте. – Я не улыбалась. Смотрела мрачно.
- Вы подруга Вали? И Вас зовут ... – парень явно решил меня взбесить.
- Что надо?
- Да ничего. Хочу на чай пригласить.
- Идите к … себе! – я хотела закрыть дверь, но парень длинной рукой придержал ее. Придержал вежливо. Это я почувствовала.
- Я с дороги. Мне завтра на работу. Спасибо за чай. – Я не могла понять, с кем имею дело. Парень как прочел мои мысли:
- Меня зовут Андрей. Я сосед из 305. Живу тут недавно. Пойдемте ко мне. Чаем угощу. Познакомимся.
- Да не хочу я с Вами знакомится! – возмутилась я.
Но Андрей отступать не собирался. Он сложил руки в молитве и сделал брови домиком, глаза просили «Пожалуйста!».
В халате, надетом на ночную рубашку, я с огромной чашкой чаю сидела в комнате нового соседа. На старом разбитом стуле. За шатким круглым столиком. И совершенно не могла понять, что я делаю в час ночи у незнакомого человека в доме! Ситуация для меня казалась нелепой и двойственной… Только Андрей этого не понимал или ему было плевать на приличия.
Он восседал на диване, с закинутыми одна на другую огромными ногами, без тапок, босой. Мысленно я прикинула: размер 46 или больше… Важно откинувшись, он разглядывал меня. Было в этом что-то картинное, но не обидное.
На полу в банках с грязной водой стояли кисти самых разных размеров. В углу - посудный шкаф. У стены мольберт с какой-то мазней, книги в хаосе на полке, кактус на окне без штор дополняли наше молчание.
Наконец сосед проговорил:
- Музыку? Бах, Шопен, Гендель?
Я отрицательно покачала головой. Нарастало раздражение.
- Может, чаю еще?
Сосед как будто проверял на прочность мою нервную систему.
- Иди ты, знаешь куда? – я встала.
Но сосед резво скинул длинные ноги и встал передо мной, закрывая спиной тусклый свет лампы. Будто туча нашла…
- Я не хотел обидеть Вас. – Он улыбался как Мефистофель.
Вдруг стало противно находиться с ним в одной комнате.
Я сильно толкнула его кулачком где-то в район торса. Андрей даже не покачнулся. Но отступил сам, и только сказал:
- Жаль. Я думал, мы станем друзьями. Ведь я люблю Валю. Мне было важно познакомится с Вами. Я ждал Вас.
И все-таки мы подружились. Каждый вечер пили чай. Всегда вдвоем и только у него дома. Андрей брал к чаю пирожные, конфеты, а в безденежные дни жарил кусочки хлеба на маленькой сковородке без масла. Прямо в комнате.
Мы полюбили болтать. Говорили обо всем. И, что странно, обоим было очень интересно слышать мнение другого! Искусство вообще и отдельно живопись, музыка вообще и отдельно классика, литература вообще и отдельно русская или зарубежная, или только один автор, или произведение, или настроение произведения, или только замысел… Разговоры имели бесконечные безвременные часы! По пятницам иногда до зари.
Иногда мы просто слушали музыку. Но опять же - для разговора потом. Как оказалось, нам нравилась одна и та же литература, музыка, живопись, кино. Мы научились даже молчать. И тоже от гармонии!
Темой спора для нас была … Валя!
Андрей полюбил ее за то-то и то-то, и то-то… Он мог весь вечер восхищаться движением ее руки, совершенством складки ее юбки, когда «она обернулась внезапно и подол красиво взлетел, открывая совершенные ножки. Легкий поворот головы, царский надменный взгляд…» и тому подобное. Андрей рисовал словами образ как художник портрет, в деталях и красках описывая ее одежду и румянец щек!
Он подробно, с волнением рассказал историю их знакомства, редких встреч и последней роковой ссоры.
К нашему знакомству Андрей успел сделать Вале предложение. Получить отказ. И даже пощечину. В общем, он действительно очень сильно ожидал моего появления, помня Валины слова о том, что я единственный человек, который ее понимает абсолютно!
Не сходились мы в одном, но серьезном разногласии. Я считала, что Андрей груб, нахален и настойчив. И Валя правильно его отвергла. Андрей же был уверен, что с девушками так и надо – наступать смело, без обиняков, не давая ей думать! Я убеждала его, что с Валей эта тактика неверна! И результат – Андрея послали вон… Причем, как оказалось, на самом деле.
Я рассказала Андрею о любимых Валиных цветах и музыке, о маленьком принце из Антуана де Сент Экзюпери, о любви к вечерним прогулкам по городу, о море в шторм, о кафешке с лучшим турецким кофе, о хризантемах и персиках…
И он удивился тому, что совсем ее не знал! Его Валя дорисовалась настолько милыми чертами и искорками, ароматами и чувствами, что у него не хватало больше слов… И мы молчали, если он хотел думать о ней. На моих глазах влюбленность переродилась в глубокую любовь.
А происходило это так. Внезапно во время разговора Андрей вдруг переставал говорить, замолкал, как-то сразу уходил в себя. Он начинал о ней скучать. Такое состояние могло налететь на него от сказанного слова, напоминающего о ней, музыкально аккорда, прозвучавшего в концерте, который мы слушали, от дождя за окном…
В тот год зима выдалась мокрой, сырой и студеной. Мы редко бродили по Ялте, больше сидели дома и ждали весны. Валя обещала приехать в марте. После озвучания картины.
Она приехала в середине апреля. В грустный серый денек. Шел тихий дождик. На киностудии было малолюдно. Мы с Валюшкой пили кофе в студийном буфете. Говорили о Москве, о друзьях, однокурсниках. Андрей вошел резко и без приветствий уселся за наш столик. Валюшка удивленно вскинула ресницами и спросила:
- Мы разрешили?
Андрей молчал.
- Пойдем. – Предложила она мне и встала, чтобы уйти. Но Андрей опередил нас. Ушел без слов. Валя только и сказала «дурак». Он не слышал.
Ранним вечером Андрей зашел ко мне в таком же волнении, что и днем, шагал по моей маленькой комнатке, молчал и ерошил свои светлые волосы. Я читала «Неву». Наконец он сказал:
- Что мне сделать, чтобы она простила меня?
- Не знаю.
- Знаешь! Помоги! Что нужно, скажи?
- Да иди ты… куда-нибудь!
- Ты должна мне помочь!
- Не кричи!
- Я хочу видеть ее! Держать ее ладони и смотреть ей в глаза!
- Ну, знаешь… - протянула я. На Андрея было жалко смотреть. – Пойдем, нарвем свежей сирени.
- Что? – Андрей замер. – Для нее?
- Ну да.
- Ты шутишь.
- Нисколько.
- И что?
- Что значит что? Ты просто дашь Валюхе букет сирени!
- Я не пойму… Это так банально!
- Может и так.
Мы бродили по улицам, вспоминая, где видели сирень… В тот вечер она как будто спряталась от нас! Нашли ее в глухом переулке. Большие кусты росли прямо у стены старинного особняка. Наломали сирени так много, что из-за цветов не было видно ни меня, ни Андрея.
- Я хочу, чтобы вся ее комната была в цветах! – возбужденно мечтал Андрей. - Рви больше!
Валюха слушала музыку. Сидела на диване с ногами, в темной комнате, под мелкий дождь, что моросил утра, с открытым настежь балконом. Мы внесли мокрые цветы, их влажный аромат и себя, совершенно продрогших от сырой одежды и погоды.
Потом пили кофе без слов. При ощущении абсолютной радости и гармонии… Цветы расставили по всем вазам и банкам! Играл Вивальди. Не хотелось никуда уходить, но я, выпив пару чашек растворимого, ушла к себе, варить свой кофе, в турке… В то время я совершенно не могла пить растворимый. Молола зерна арабики в ручной кофемолке, немного его прожаривала и наслаждалась запахом.
Через пару часов мы с Валюшкой сидели на моем балконе, дышали ночной Ялтой и приходили в себя после небольшого скандала по поводу Андрея. Попытка их примирения окончательно рухнула! Без всякой надежды на дальнейшее восстановление…
Почти прошло лето, стоял замечательный конец августа. Вечера в Ялте наполнились запахами созревшего инжира. С Андреем мы совсем перестали видеться, зато с Валюшкой проводили все время вместе.
Как-то после работы мы с нею зашли в видеосалон, который открылся при киностудии. На двери салона висела бумажка: «Греческая смаковница», «19 час., 21 час.». Фильм уже шел. Мы протиснулись на два пустых стула в самом дальнем темном углу маленького зальчика и не сразу заметили Андрея. Он кивнул только тогда, когда я повернула голову, чтобы отвернуться от откровенной сцены на экране. Это было время первых видеосалонов и первых «эротических» фильмов в Ялте!
После сеанса мы вместе пошли на Чайную горку. Всю дорогу говорила Валюха. О чем - не помню. Но знаю, что и Андрей, и я молчали от неловкости. Мне было стыдно, что, подружившись с Андреем, я столько времени не общалась с ним. Он молчал оттого, что прощал меня за предательство. Великодушно. По-товарищески. Ведь зиму и весну мы провели вместе… И на самом деле подружились.
Через пару дней, совсем поздним вечером я сидела на балконе и пила свой традиционный, сваренный кофе. В темной тишине послышался легкий смех под чинарами. Во дворе на качелях кто-то вел легкий курортный флирт. Наконец на свет из темноты вышли двое – Андрей и девушка с химической завивкой а-ля тетка. Фонарь, что уютно освещал весь наш двор, показал ее стройную фигуру и огромные очки на лице.
Так у Андрея появилась подруга. Она работала в нашем видеосалоне билетершей, ходила на очень высоких каблуках и в широких юбках, с нелепой прической для женщин «кому за сорок» и видом «без возраста». С именем банальным для тех лет – Оля. На студии народ удивился выбору Андрея. Даже немного поговорили об этом - недели две в буфете за кофе. И спустя время забыли. Привыкли.
Вспомнили, когда однажды с Андреем увидели новую девушку, со стрижкой под мальчика, без очков, в танкетках без каблука, в бермудах, стройную и необычайно милую своей интеллигентной внешностью. Сплетни, не успев развернуться, улеглись к обеду! Это была Оля.
Сказать, что народ просто удивился ее переменам, значит – ничего не сказать… Это была совсем другая девушка, просто другая и все! Что произошло с ее обликом, узнала позже. От Андрея.
Я готовила ужин на нашей общей кухне. Со мною у плиты стояла Иринка, соседка и декоратор с нашей студии, свой человек. Мы все дружили. Андрюша Иваныч, как обычно, большими стремительными шагами пролетал мимо кухонной двери… Но увидев только нас, забежал и, как вкопанный, встал посреди кухни. Остановиться внезапно – тоже было в его привычках. В руках полный пакет с продуктами. Без лишних слов и дежурных вопросов сказал:
- В 10 жду к себе.
- Придем, Андрюша. – Сказала улыбчиво Ирина. Она часто называла Андрея Иваныча Андрюша. – Что принести?
- Ничего. - И помолчав, попросил: - А! Если только бокалы большие.
- Много народу будет? – Ирина улыбалась одними глазами, с любовью. Мы все любили Андрея Иваныча. Он был честен и справедлив. Совершенно не умел лицемерить, сплетничать, осуждать и говорить за спиной. Даже о совершенно, признанных всеми, плохих людях. Мы все это знали о нем с тех самых пор, как он стал нашим соседом. В наш дом Андрей Иваныч заехал позже всех.
- Ты придешь? – обратился он ко мне и уставился прямо, глаза в глаза. Тоже его привычка.
- Ну, конечно.
- Без Вали попрошу. – Смотрел Андрей, не моргая.
- К чему такие сложности?
- Я прошу.
- А Сережка поздно будет. – Ирина сказала и отвернулась к кастрюле, в которой потихоньку кипел борщ. – Они в Гурзуфе на съемках.
Я тоже стала помешивать свой бульончик.
- Не обижайся, Инн. Я хочу, чтобы ты пришла. Без Вали.
- Я поняла, Андрей.
В 10 вечера мы всей соседской толпой сидели на широком разложенном диване Андрея Иваныча. Человек десять. В свое время Андрей придумал убрать его ножки и расположить в центре комнаты. Так что мы сидели как бы на острове, а вокруг – его полки с книгами, кассетами, пластинками и маленькими кактусами-лилипутами. Лампы на стенах слабо подсвечивали, создавая уют и скрывая холостяцкий беспорядок по углам. Играл его любимый Рыбников. Мы пили красное сладкое вино, подаренное ему каким-то левым заказчиком, и с нами была Оля.
Андрей шутил, много и с каждым. Мы поддерживали его. Оля молчала и, видно, приглядывалась к нам. Ей было неуютно и не по себе. Взгляд встревожено ходил по всем. Она не знала, как вклиниться в разговор. Мы же, привычные друг к другу, наслаждались общением. Так бывает, когда любят и уважают всех, кто рядом, когда собравшиеся - люди единого мышления, понимающие с полуслова, любующиеся и гордящиеся друзьями, не собой… Редкое, как показало годы, явление. Так бывает только в умной и молодой компании, когда все равны. По образованию, мышлению, восприятию мира. Тональность общения – нежность.
Кто сказал про князя Андрея Волконского на Аустерлице, про народность Каратаева не помню уже. Но с этим поднялся спор про его ощущения на поле, на котором князь лежал раненный после боя. Пошел разговор о патриотизме и прочее интеллигентское «препарирование» образов, принятое в те годы. Никто не заметил, как ушла Оля.
Неспешно прошла осень, и наступил декабрь. Андрей Иваныча стало совсем не видно. Либо он приходил поздно, либо это мы, соседи, рано расходились по домам из общей кухни. Валюшка уехала в очередную командировку. В доме стало тихо. Гавриленковы, Ира и Сережа, больше сидели у себя. Иногда я видела Сергея на кухне, когда он выходил покурить в одиночестве перед сном, а я – сварить себе поздний кофе. Котовы нянчились с новорожденной дочуркой. Из-за их двери запоздно слышно было телевизор. Это Витька смотрел кассеты с видео.
Как-то в декабрьский вечер, ближе к ночи, я на кухне как обычно варила кофе. Когда подошел Андрей, я не слышала. Он стоял в дверях, высокий и свежий от легкого крымского морозца, улыбался своими светлыми глазами и молчал. Сколько он так стоял за моей спиной, не знаю. Я повернулась и охнула от неожиданности.
- Привет. – Андрей Иваныч выглядел счастливым.
- И тебе добрый вечер. Пугаешь. Откуда?
- Да оттуда.
- Давно тебя не видим. Что так?
- Дела, знаешь.
- Не темни. Говори, как есть. Женился что ли?
- Нет. – Андрей сощурился. – А что, разговоры идут?
- С чего взял?
- Да от студийных жди, чего не хочешь. – И он поморщился.
- Андрей, перестань! Давно ли ты стал таким подозрительным? И потом, ты всегда плевал на общественное мнение. Что с тобой? Ты стал прислушиваться к тому, что о тебе говорят? – Я выключила кофе. – Пойдем, угощу чашкой ароматного кофе.
- А я и жду, когда же ты, наконец, предложишь мне откушать!
- Не хами! – Я сменила мрачное лицо на улыбку.
Андрей сидел на полу и говорил так тихо, что мне казалось, он говорил себе самому.
- Оля сделала операцию на глаза, чтобы снять навсегда очки. Подстриглась, как я предложил. И одела то, что мне нравится. – Андрей смотрел в стену. - Она любит меня.
- А ты?
- Это имеет значение? Разве моя любовь необходимое условие?
- Ты спрашиваешь меня? Так я отвечу – да! Это важно, Андрей!
- Мне больно сейчас. Перестань. – И он стал рассказывать про Олю, про свои мысли, что передумал за все время, что мы не виделись. Я слушала и понимала его. Понимала даже тишину, когда он молчал, собирая слова, чтобы объяснить, и прежде всего себе самому, зачем и почему происходит то, что между ним и Олей. Ему это было важно.
Мы пошли еще раз на кухню – приготовить очередную порцию кофе. Там стоял Сережа и курил.
- Полуночники. – Пробурчал Гавриленков нежно. Затянулся сигареткой и улыбнулся. – На меня сварите тоже.
Когда мы тихонько болтали о студийных делах и наслаждались свежим кофеем, в коридоре тихо скрипнула чья-то дверь, и на пороге кухни нарисовался Котов.
- Шумите тут. – Ласково сказал он. И потянулся. – Что курим? - лениво спросил и потянул носом. – Кофе балуетесь? Есть еще?
Мужики начали про дела, а я – по новой варить кофе. Котов зажмурился, поправил очки, что означало – интересный разговор пошел, Андрей Иваныч снял кофту – жарко стало, Сережка запахнул Иркин халат с подсолнухами, и они с Котовым закурили по следующей сигаретке из пачки Котова.
Под утро мы узнали, что Андрей женился. На Оле. Они просто расписались в Ялтинском ЗАГСе.
На следующий год Валюшка родила сына. Это другая история.
Андрей Иваныч и Валя встретились через 16 лет. Валя жила уже в Москве, а Андрей с командировкой по картине прибыл в столицу перед самым Новым годом. В день своего отъезда в Крым он позвонил Вале и предложил встретиться на Киевском вокзале.
В привокзальном буфете они заказали хорошего красного вина. Народу не было. В стылом окне стояла холодная зимняя темнота. Отдаленный голос объявлял о поездах. Казалось, остановилось время. Андрей без слов вручил Валюхе одну-единственную розу. Она, молча, приняла. Какая-то хрустальная тонкая тишина, словно галактическое пространство, легла на них. Они встретились глазами. Андрей смотрел так, будто искал в Валиных глазах то, что любил и помнил все годы.
Впервые они говорили, как близкие люди - спокойно, тихо, доверительно о прожитой жизни, о трудностях и детях, о работе, о мыслях, о друзьях.
Валя позвонила мне в полночь. Она плакала в трубку и попросила приехать. Я примчалась, как могла быстро.
Мы стояли на балконе и смотрели на город с высоты 12 этажа, и говорили о том, что наша молодость такая же далекая как город внизу. И с высоты прожитых лет понятно, что не вернуть и не поправить ни одного момента из того, что было. Валюшка прошептала еле слышно: - Какая же я дура!
Она повернула ко мне лицо в слезах и повторила:
- Дура я. Дура.
Ничего не хотелось говорить.
- Понимаешь, только время показало, какая я одинокая, глупая, никому не нужная. А он добрый. Он родной. Он не мой. И никогда моим не будет.
Мы говорили так долго, что рассвет застал нас на кухне. Спать не хотелось. И мы пошли гулять по Раменскому парку. Раннее утро, пустынные аллеи и безлюдие успокоили нас. Валюшка, измученно улыбаясь, с какой-то болью спрашивала меня:
- Как я могла не разглядеть, не почувствовать Андрея? Скажи! Ответь, как?
- Ты задаешь вопрос, на который никто не ответит, кроме тебя самой, дорогая.
- Знаешь, он такой высокий, красивый, мужественный….
- Он таким был всегда, Валя.
- Да. Он всегда был высоким, красивым и мужественным.
- А еще добрым, порядочным, умным.
Мы бродили по парку и смеялись, и говорили об Андрее, о наших соседях, вспоминая общее с ними житье, о Ялте, о предстоящем новом годе…
- Позвоню Народовому и мы втроем прекрасно встретим Новый год! – мечтала Валюшка, оглядывая влажными от слез глазами, холодный декабрьский парк. - Ванька уйдет к друзьям. А мы приготовим фаршированную курицу, да?
- Салат оливье и сельдь под шубой для Народового.
- Почему для Народового? Я тоже буду сельдь под шубой с водочкой.
- Валя, я принесу вина. Крымского. Поищу хорошего. Давай, устроим новый год как в Крыму. Будем пить красное вино. Как тогда.
Новый год мы встретили вдвоем. Народовой приехал в четвертом часу ночи. Пьяненький и веселый. Доел остатки праздничного оливье и уснул в кресле перед телевизором. Мы с Валюхой пили кофе на чистой кухне, тихо говорили и наблюдали за Ваниной морской свинкой, которая шуршала по клетке и не знала про Новый год. Для нее наступал обычный день. И для нас тоже.