К выходу космического триллера «Спутник» поговорили с актером о монстрах, рукопожатности в индустрии и любимой маме, которая всегда переживает за сына на экране. И об изоляции, конечно.
«Спутник» Егора Абраменко мы должны были увидеть на большом экране еще 16 апреля, но пандемия внесла свои коррективы, и фильм в итоге вышел онлайн сразу на нескольких цифровых площадках: ivi, Wink и more.tv. В центре событий — космонавт-герой Константин Вешняков. Из двух членов экипажа с орбиты живым вернулся лишь он один. Вешнякова изолируют в загадочной лаборатории, где выясняют, что внутри него притаился инопланетный пассажир. И теперь Вешнякову нужно найти общий язык и с чужим, и со своими. Сыграл его Петр Федоров, о красочных муках которого на площадке мы недавно рассказывали. Через год с небольшим после съемок Федоров, как и все мы, снова заперт в изоляции, но уже по-настоящему. Любовь Егорова связалась с актером и выяснила все о пищевой крови и скафандрах, о жизни в нашей новой реальности и планах на будущее.
— Премьера «Спутника» онлайн, с одной стороны, катастрофа для проката, с другой — новые возможности. Какие вы тут видите лично для себя перспективы?
— У меня нет ответа, я пока не могу разобраться в том, что происходит. Мне интересно, как откалибруется мир. Предполагаю, что все ненужное уйдет, отлетит вчерашняя перхоть.
— Скажите, чем вас вообще привлек «Спутник»?
— Сценарий понравился, партнеры крутые — Оксана Акиньшина, Федор Бондарчук. Еще идея картины; я увидел в ней возможность поразмышлять на тему выбора, истинной свободы личности и патриархальных семейных ценностей. Но самое главное — режиссер, за которым мы идем. Знакомство с Егором и запустило нашу с ним гравитацию.
— Давайте поговорим об этом выборе и патриархальных ценностях. По сюжету вы играете астронавта, который предпочитает карьеру семье. Что для вас важнее в человеке — его личные качества или его дело? К примеру, вы согласитесь работать с тем, кто бросил своего ребенка или поднимает руку на близких?
— В киноиндустрии, как и везде, важна поддержка окружения в вопросах нравственности. В любом бизнесе главное — заработать денег. На остальное закрывают глаза, и если ты их вдруг открываешь, то лукаво призывают поступиться человечностью: «Старик, это же бизнес!» Но правду не спрячешь. Вот мы сейчас и наблюдаем, как рушатся все эти пирамиды и карточные домики, построенные на Западе всякими Кевинами Спейси и Харви Вайнштейнами.
— Что будет с киноиндустрией, если убрать всех Вайнштейнов и Спейси разом?
— Боюсь, что если мы резко поменяем конституцию нашей нравственности, то не останется ничего — не только киноиндустрии, но и эстрады, политики и других сфер. Во всем мире привыкли так работать, поступаться принципами. Сейчас эту конструкцию начали пересобирать — интересно, что получится. Если все скажут: при отборе в проекты будем руководствоваться не только талантом, но и человеческими характеристиками — я посмеюсь и запишусь в эти ряды. Но кто будет решать, кто хороший человек, достойный работы, а кто — нет? Сначала придется проверить судей.
— Вернемся к «Спутнику». Вешняков — космонавт, Герой Советского Союза. Вы как-то готовились к этой роли? Вообще испытываете трепет перед космонавтами?
— Для меня космонавты — герои, суперлюди, которые всю жизнь посвящают делу. Невероятно их уважаю. При этом они ученые и спортсмены в одном флаконе, это сочетание как-то особенно завораживает.
— Сами-то в детстве хотели быть космонавтом?
— Конечно, как и все дети. Мне казалось, что это романтично. Путь в мир космоса и фантастики мне проложил Кир Булычев, потом присоединились Стругацкие. Когда подрос, начал смотреть советское кино, «Гостью из будущего». Мой любимый фильм о космосе — «Кин-дза-дза!». Позже посыпались все эти американские фантастические картины. Вот Ридли Скотт так заряжен космосом, что не останавливается и по сей день. Неровной, правда, походкой идет по Млечному пути, но его «Прометей» мне очень понравился. А продолжение — жуть. Из современных еще зашел фильм Дункана Джонса «Луна 2112».
— Расскажите, как снимались сцены с пришельцем, который выползает из Вешнякова. Как вам вообще мысль, что внутри вас находится что-то живое?
— Хорошо, что живое. (Улыбается.) Внутри человека много чего живого находится — подселенцев, паразитов, бактерий и всяческих ленточных червей, хотя я не только про них, как ты понимаешь. (Смеется.) Если говорить о процессе, то смесь, которой я с радостью блевал, была изобретена нашими талантливыми художниками по гриму. Надо отдать им должное, она довольно вкусная — микс авокадо и пищевой крови со вкусом мяты. Можно еще добавлять энтеросгель — тоже неплохо получается. Гораздо сложнее было пережить съемку в настоящих скафандрах героев СССР. На ней я узнал, что рост космонавта — тоже производственная штука, потому что в капсуле очень мало места. Соответственно, должны быть рост метр шестьдесят и сороковой размер ноги. Мне достался скафандр именно такого размера, и я с моим метром восемьюдесятью с трудом в него залез. Поэтому в герои не гожусь.
— Ваша мама переживает, когда с вашими персонажами что-то происходит. Как будете готовить ее к просмотру?
— Моя мама — самый благодарный зритель на свете. Если бы все были такими же, как она, тогда актеры были бы миллионерами, а зрители уважительнее относились к кино. Маму я стараюсь оберегать, но сейчас она стала прокачанным зрителем! У нее хорошее чувство юмора, так что, надеюсь, она посмотрит «Спутник» с улыбкой и скажет: «О, как Петровича крючит!» Она ведь и не такое видала.
— Было бы странно не спросить вас про аналогию «Спутника» к «Чужому» Ридли Скотта.
— А что, советский «Чужой» не так плохо звучит! Мы росли на этих фильмах, они в любом случае часть нас. Если есть в этом постмодернизм, почему бы и нет? Но тема «Спутника» все же отличается от «Чужого», хоть их и объединяет мотив страха перед неизвестностью — она всегда пугает людей. Именно из-за нее весь мир сейчас и замер в ожидании ужаса.
— Это уже ваш третий опыт в фантастике. Что в ней так привлекает?
— Признаю, я слаб до фантастики. Грустно, что мало хороших российских фильмов в этом жанре.
— Почему вам жаль именно фантастику? Так можно сказать про многое в нашем кино.
— Потому что писатели-фантасты всегда были оракулами. Они отталкивались от настоящего в своих рассказах о будущем. И было бы круто уметь их экранизировать. Ну, или снимать свои классные истории, которые на самом деле говорят не о чем-то выдуманном и далеком, а о нас сегодняшних. Это ведь возможность рефлексировать на очень простые и важные жизненные темы.
— Сейчас самая важная тема — коронавирус. И «Спутник» внезапно стал очень актуальным фильмом: ваш герой оказывается в изоляции, как и все мы.
— Да, картина иначе зазвучала на пересечении с реальностью: мой герой в карантине, и он заражен адской гадостью. Тема твари, которая сидит внутри тебя, философская и даже социальная. У каждого просто своя тварь и свои взаимоотношения с ней — кто над кем доминирует и в какой ситуации. Архитектура личности и обстоятельства ее разрушения — вот что мне интересно в этом фильме. Возможно ли под гнетом судьбы все-таки сохранить истинного себя? И чего это будет стоить?
— Как вы справляетесь с новыми условиями нашей жизни? Соблюдаете изоляцию?
— Да, и все мои близкие тоже. Сидят по домам, я подкидываю им коробки с харчами. Стараюсь не поддаваться панике и занимаюсь творчеством.
— Как используете появившееся свободное время?
— Не могу сказать, что времени стало больше, скорее, наоборот. Я ведь занимаюсь тем, что нельзя пощупать — созданием историй и музыки, а значит, мне нужны лишь ноутбук и музыкальные инструменты. Сейчас работаю над фильмом на стыке документального, художественного и музыкального. Готовим выход альбома проекта «Р.А.Й.» — будут техно, энергия и красота.
— Сейчас вы снимаете короткий метр Last Quest, до этого была короткометражка о даркнете, ранее вы продюсировали «Россию 88». То есть вас интересуют современные реалии, в отличие от коллег по цеху. Скажите, почему российские кинематографисты чаще всего делают кино о прошлом, а о настоящем говорят в фантастике или комедии?
— Наверное, потому, что думают, как развеселить народ, что сейчас как раз не помешало бы, ну и заработать на этом побольше денег, что тоже нормально. Просто есть кино, а есть entertainment, и в основном у нас лабают второй вариант. А важно держать баланс. Меня всегда интересуют современные темы типа продажи наркотиков через интернет. Глупо же делать вид, что их не существует. И я против перегибов, тупой развлекаловки с одной стороны и арт-диспансера — с другой. Современное социальное кино не обязательно должно выкачивать гной и выливать его на мостовую. Мы живем в век квинтэссенции, так давайте учиться разговаривать на разных языках, ведь самое интересное всегда на стыке жанров, форматов и искусств.
— Во время изоляции многие познакомились со своей темной стороной, как и ваш герой в «Спутнике». А вы? Почему вы постоянно выбираете положительных персонажей? Когда уже сыграете отрицательного?
— Я, честно, не помню, когда играл исключительно положительных персонажей. Яковлев из «Дуэлянта» — разве он положительный персонаж? И Вешняков. Он — Герой СССР, но настоящим героем ему еще только предстоит стать. Мы его встречаем, когда он очень хочет выжить, как и каждый из нас в его положении. В начале фильма это мудаковатый испуганный парень, который ерничает и обижает девушку. Думаю, герои современного кино не могут быть на 100% отрицательными или положительными, как это было в 1990-е и 2000-е. Даже комиксные персонажи становятся плоскими, если остаются в одном лагере — злодея или героя. Тот же Бэтмен у Нолана с червоточинкой. Ангел и демон внутри каждого человека.
— Так и какой же ваш мистер Хайд?
— Я все время в движении, но на самом деле Петр Петрович — это очень-очень-очень ленивый человек. Это и есть моя темная сторона. (Смеется.) Хочется когда-нибудь сыграть вот такого очень ленивого человека на экране. Чтобы герой весь фильм лежал на диванчике, щелкал ништяки и пил пиво. Думаю, у меня получилось бы убедительно. (Улыбается.)
