Я вышел на привокзальную площадь Новосибирска в девять утра и когда Тома не взяла трубку я почувствовал смесь противоречивых ощущений — как будто я одновременно слишком подготовился к этому путешествию, и как будто я не подготовился к нему совсем.
Мы договорились, что Томе нет смысла меня встречать, ведь это утро субботы и я могу просто заказать такси. Я вспомнил что, когда приезжал в прошлый раз Тома повела меня в кофейню неподалеку и купила мне кофе и кокосовый эклер, который она считала лучшим в городе.
Я не очень разбираюсь в эклерах и еще меньше в Новосибирске, но мои отношения с этим городом нельзя назвать простыми. Мне привычно сравнивать его со своим и выставлять его в дурном свете, но это скорее как разговоры о школьном друге к которому у тебя на самом деле нет никаких претензий, просто сложилась такая динамика.
Пока что большую часть дней рождений своей сознательной жизни я провел именно здесь и это число должно было вырасти на следующей неделе. Когда я впервые отмечал день рождения в Новосибирске, у меня было ощущение, что это и есть взрослая жизнь, что я перешел дальше, на какой-то следующий этап. А потом это повторилось еще три раза, и ощущение улетучилось.
Я зашел в кофейню и машинально прикинулся усталым, как я всегда почему-то делал, когда заходил в кофейни в аэропортах и вокзалах. В этой притворной усталости было что-то снисходительное к работникам кофеин, которые стояли на ногах долгие смены, пока я путешествовал по миру.
Я натянул эту растерянную улыбку для девушки за стойкой и растерялся по-настоящему, не найдя кокосовых эклеров. Девушка помогла мне выбрать целую коробку других эклеров и упаковала их с кофе в пакет. Возможно, она жалела таких как я, а может она проснулась в любящем доме и пошла на стабильную работу в одной из процветавших сетей общественного питания, но ее забота показалась искренней.
Я позвонил Томе еще раз, и она снова не взяла трубку. Я сел в такси, но вскоре я перестал узнавать улицы, и начал с любопытством дополнять свою карту мира, разглядывая вывески и рекламные щиты, отмечая в голове как связаны между собой перекрестки.
Еще пару дней назад я хотел сдать билет, а точнее просто не ехать, потому что стеснялся оформлять возврат. Я всегда мнил себя «свободным духом», но, если бы не работа, я вряд ли бы куда-то выбирался из своей квартиры. Что было наглядно доказано в прошлый раз, когда мне пришлось сдавать билеты, которые купила одна девушка, чтобы увезти меня в Новосибирск на выходные. Некоторые собаки только гавкают.
Но я уже взял отпуск, и даже ни с того ни с сего написал Томе, что мог бы приехать. Я попытался дать ей возможность сказать, чтобы я не приезжал, но какая-то обычно молчаливая часть меня не хотела, чтобы Тома отказала.
Однажды у нас с Томой была курортная семейная жизнь, когда мы съехались после двух вечеров вместе. Я думаю, я добавил «курортная», чтобы подчеркнуть временность этих обстоятельств, но это просто трусливый способ быть нерешительным. Потом Тома спросила меня, хочу ли я, чтобы она осталась со мной или ей уезжать в Новосибирск, и обычно молчаливая часть меня почему-то промолчала, и Тома уехала.
Тома не ответила на домофон, так что мне пришлось прошмыгнуть в подъезд с коробкой эклеров и кофе, которые выглядели все более и более неуместно. Я даже не завтракаю и кофе-то особо не пью.
Уже было около десяти, когда Тома открыла дверь. Она была заспанной и красивой, и я не знал, как себя вести, так что она просто обняла меня, как будто мы только что проснулись вместе.
Есть что-то успокаивающее в том, чтобы не ставить точки в отношениях, потому что тебе не надо ни на что решаться и остается надежда, что когда вы встретитесь вновь — можно будет просто продолжить с того же места. Но это редко бывает так и тебе еще повезет, если ты будешь обнимать полуголую девушку в ее квартире в другом городе, держа в руках коробку неуместных эклеров.
Я подумал, что надо как можно быстрее поцеловать Тому, чтобы снова очертить правила курортной семейной жизни и когда мы целовались, чувствовалась какая-то темпорально-пространственная неловкость, как будто актеры сериала устроили реюнион-эпизод и делают вид, что ничего не изменилось, хотя все изменилось.
Я старался не думать об этом, и чтобы отогнать панические мысли о покупке билет домой на понедельник, решил, что буду делать вид, что ничего не изменилось.
Мы позавтракали и полежали в кровати, мы выпили еще кофе и поехали к Томе на работу, где она познакомила меня со своими коллегами, с которыми она обычно проводила выходные. Мы пошли гулять, и она попыталась показать мне другие места, те, что не показывала, когда она купила мне билет в Новосибирск вскоре после того, как мы перестали жить вместе.
Я чувствовал себя обузой и попытался убедить Тому, что просто ее компании достаточно. Что она не обязана придумывать мне супервыходные, что мы можем смотреть кино или пить вино, и просто быть собой. Что ничего не изменилось.
Вечером Тома показала мне своих друзей, и места куда они ходят, и барменов, которые ей улыбаются. Когда мы жили вместе она не знала никого кроме меня. Здесь, я не знал никого кроме нее. Мне нравилось смотреть на Тому в ее естественной среде.
Тома познакомила меня со своей гостеприимной мамой, и они вместе разложили мою астрологическую карту. Выяснилось, что у меня много идей, на которые у меня нет сил. Что я очень мнительный, но зато у меня сильная линия судьбы.
Я спросил, что это значит и Томина мама сказала, что я могу сложить руки на груди и плыть по течению, а река судьбы приведет меня куда надо. Я посмотрел на Тому и подтвердил.
Мы пообещали маме, что еще раз навестим ее на неделе и я больше никогда ее не видел.
Каждое утро Тома завтракала и красилась, а я досматривал что-то на ноутбуке, который она брала на работу или рассказывал о том, что вычитал в книге, которую взял с собой. Тома смеялась и целовала меня перед уходом, а я желал ей хорошего дня.
Затем я ждал обеда и придумывал себе занятие, чтобы не сидеть дома и в другом городе тоже. Меня не тяготило сидеть дома, но я думал, что буду жалеть, если нечего будет рассказать о своей поездке на работе.
Съездив в неудобные магазины и накупив ерунды, я забирал Тому с работы, и мы шли домой — готовить ужин и смотреть что-то на ноутбуке, и вскоре отпала необходимость притворятся, что ничего не изменилось, потому что все изменилось в лучшую сторону.
Мы говорили о том, как она развивается в своей карьере и как я вроде тоже в своей. Как она хочет переехать в Москву, а мне без разницы куда переезжать, ведь Россия везде одинаковая. Я вспоминал, как мой переехавший друг оглядывал мою квартиру и боялся, что я в ней так и прорасту. А потом отдал мне свои гантели — и более жирной аллегории я в жизни не встречал.
Тома теперь немного отличалась от той девушки, что хотела сразу рвать в Питер. Нынешняя Тома взвешенно рассчитывала, сколько ей еще надо пробыть в Новосибирске для переезда. Каких навыков и знакомств набраться. Я говорил, что в Новосибирске для меня работы больше, а в Москве скорее всего больше перспектив. Рядом с Томой появлялись силы.
Затем настал мой день рождения, и я сделал вид, что не заметил, как Тома проснулась раньше, чтобы положить около кровати мой подарок, а затем снова легла спать.
Тома подарила мне печать с моим именем и изображением ракеты, потому что вспомнила, как я однажды сказал, что хотел бы такую печать, чтобы ставить ее на книги, которые у меня есть. Я и сам забыл об этом, и о том, как все вокруг меня умеют выбирать идеальные подарки, а я только гавкаю, что наблюдательный.
Я весь день принимал трогательные поздравления и хотел пошутить, что мой день рождения отменяется из-за короновируса, но не стал, потому что прочел слишком много теплых слов. Вечером я забрал Тому с работы, и мы заехали в мой любимый новосибирский гастроном за продуктами, и сделали вкусный ужин, и Тома достала торт и свечи, и впервые за много дней рождений, даже из тех, что я провел в своем городе, я почувствовал себя дома.
Утром Тома собралась на работу, а я собрал вещи, потому что в этот вечер с работы я заберу ее в бар, а потом мы поедем на вокзал.
Когда я приехал в Новосибирск, Тома попросила меня починить ей гирлянду, но я неправильно ее понял. Я подумал, что речь идет о той, из которой она сделала себе венок. Я разобрал венок и понял, что это только часть гирлянды — не хватало блока питания или чего-либо, что втыкалось бы в розетку или ело бы батарейки. Я съездил в Леруа Мерлен и купил штекер с регулятором тока, и вернувшись обратно выбил пробки в Томиной квартире. Тома не знает об этом, но я спешно нашел телефон домоуправления, где мне дали номер электрика, который рассказал, что ничего страшного и надо просто дернуть переключатель в подъезде.
Тома имела в виду другую гирлянду, и ту, что она имела в виду нельзя было починить. Так и думал, что надо было просто купить новую, как я обычно делаю, но в тот момент хотелось показать Томе, что я умею и чинить вещи, а не только выбрасывать.
Вечером я забрал ее с работы, мы вкусно поужинали в одном из ее любимых мест с симпатичным барменом, и я не мог взять в толк, почему я боюсь опоздать на поезд, на который не хочу садиться. Не было бы ничего страшного, если бы я просто пошел гулять с Томой и ее друзьями, и купил бы билет на новый поезд утром.
Или не купил бы вообще. Ничего страшного бы не случилось, все бы шло своим чередом, но я смотрел на часы и нервничал.
Тома и я снова оказались на вокзале, но на этот раз у нас было еще меньше времени. В этот раз я хотел оставить хоть какой-то знак препинания, может многоточие, что-то, что продолжило бы рассказ дальше. Но я в очередной не поставил точку, и та обычно молчаливая часть меня снова замешкала.
Я сказал Томе, чтобы она не мерзла, но Тома сказала, что дождется, пока поезд уйдет.
Я поцеловал ее и пошел искать свое место в вагоне, а затем — искать Тому в окне.
Я неловко помахал ей, не зная, как иначе реагировать на приближающуюся волну несказанных слов.
Вагон тронулся, и я сложил руки на груди на своей полке. Завибрировал телефон. Тома писала:
—Я дождалась, пока поезд уйдет.