Идея этой заметки возникла еще во времена появления на наших голубых экранах первой серии телефильма Егора Анашкина по нашумевшему в свое время роману Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза».
И актерский каст, и антураж, и выбор второстепенных сюжетных линий, и сценарно-режиссерские находки вызвали массу интеллектуальных и около того откликов и споров.
Большинство норовило пнуть создателей, посмевших не так, не совсем так и совсем не так приготовить из прекрасного\ужасного романа ужасный\отвратительный фильм, переборщив с Пересильд.
Может, конечно, такое вот оно мое цыганское счастье. Но отрицательных отзывов мне попалось на внушительный порядок больше, чем положительных. Наверное, были и хвалебные.
Я не самый великий кинокритик, да и до знатока синематографа мне далеко, но мне фильм понравился.
И книга, которую я прочитала года три назад, тоже понравилась.
И вторая ("Дети мои") понравилась, о которой говорили, что автор исписался и успеха первой книги не повторит.
И даже Пересильд понравилась, хотя, шепотом признаюсь, я согласна с тем, что места она занимает много, а пользы уму и сердцу от ее персонажа – мало.
Ну разве что ее героиня давала повод коменданту Игнатову несколько раз многозначно произнести, что, дескать, любить надо великое – родину, революцию, и никак не бабу, щедрую на ласку любому, кто поманит.
И сам Игнатов понравился, вернее, художественное воплощение этого персонажа актером Евгением Морозовым.
Думаю, оператору с режиссером тоже понравилось, потому и такое количество непомерное крупных кадров с этим персонажем\актером.
С точки зрения сюжетной линии Игнатов-Зулейха мне комендант, который «гвозди бы делать из этих людей», напоминает Тургеневского Базарова, там тоже герой, отрицающий любовь как факт, получает такой мощный пинок под зад жизненный урок.
Но самое большое количество претензий вызвало название сериала, несмотря на то, что создатели фильма в точности повторили авторский вариант.
В одной язвительной заметке, кстати, была озвучена забавная версия, что название писательница не придумала, а лишь повторила слова имени автосохраненного файла.
Опираясь на фразеологизм «открыть глаза», означающий – прозреть, заметить, понять что-то, догадаться, повзрослеть, зрители с досадой рассказывают о своих ожиданиях, обманутых простотой подачи истории безграмотной татарской переселенки.
Разве должна была Зулейха, безропотная, терпеливая, покорная и безгласная, внезапно прозреть, поняв и приняв какое-то сокровенное знание о … о чем?
О несправедливости судьбы? Сталинских репрессий? Жестокосердия эпохи? Зачем? Что даст ей, песчинке на холодном ангарском берегу, понимание историчности событий, происходящих на ее глазах?
Она выживает. Это главное.
Она не отчаивается, не накладывает на себя руки, не теряет человеческого лица, не ломается там, где не выдерживают стальные стержни, закаленные, казалось бы, и более трагическими событиями.
Отравленный сахар тает в холодной ангарской водице, становясь символом невозможности покуситься самовольно на свою жизнь, на жизнь еще не рожденного ребенка.
Зулейха каждое утро открывает глаза навстречу новому дню, принимая этот день и принимая все, плохое и очень плохое, что он несет в себе.
И проживает его. Как умеет. Как хватает сил, терпения, мудрости.
И снова открывает глаза следующим утром. Потому что на это – открыть глаза – сил точно хватит. И снова пережить, перемочь этот день.
И открыть глаза. Навстречу новому утру, новому дню, новому солнцу.
Потому что «даже в очень большом горе может быть спрятано зерно будущего счастья».
Зулейха открывает глаза, потому что живет, потому что открывает сердце, а не потому что внезапно понимает всю трагическую суть событий, происходящих в стране в определенный исторический период.