Такая сложная категория, что трудно подступиться к ней. Расскажу свой опыт. В самом начале своего воцерковления я обратился с этим вопросом к лаврскому духовнику. Нужно ли всегда и везде говорить правду и отвергать ложь. Вопрос несколько тяготил меня, правда бывает иногда такой неоднозначной, но горячее желание жить по заповедям пересиливало доводы разума.
Ответ духовника был неожиданный. Он привел мне на память житие великомученицы Варвары. Помнишь двух пастухов, к которым обратился ее разгневанный отец, когда она спряталась от него. Ведь в его руках был обнаженный меч, и вполне понятно было зачем он разыскивает свою дочь. Оба пастуха видели где скрылась святая. Но один из них, на вопрос где прячется дочь, сказал что не видал ее, а второй молча указал то место, где скрывалась святая, и тут же окаменел. Вот тебе и правда. Я был озадачен ответом.
Но духовник напомнил еще одно житие, а именно великомученика Пантелеимона. Когда после крещения тот семь дней, будучи облеченным в крещенские одежды, не показывался на глаза ни отцу, ни учителю. А когда был спрошен каждым из них о том, где он был эти дни, ответил отцу, что был у учителя, имея ввиду учителя духовного, который его крестил. А учителю он ответил, что был у отца, имея ввиду отца духовного, того же священника, который покрестив его, стал для него духовным отцом. Так святой и не солгал, и не сказал правды, зато привел отца к вере и спас его душу.
Вот почему категория лжи столь неоднозначная. Но что я точно уяснил за все эти годы, что ложь, какая бы она не была спасительная, лишь краткое снисхождение, и построить на ней что либо прочное невозможно. В сложных случаях лучше предпочесть молчание, чем выдавать одно за другое. Молчать бывает очень трудно, но всегда верно. И еще одно я уяснил наверняка, ложь по происхождению своему, тягостна. Ее всегда избегали святые, она всегда отягчает сердце.
Сегодня лгать стало вполне извинительно, но такая "извинительность" мертвит душу, за ней ничего нет, пустота. И если за ложью стоит корысть и вожделение, то яд такой лжи убивает очень быстро душу. А жить с мертвой душе это ад при жизни. Такие люди очень несчастны, хоть и пытаются казаться счастливыми. Поэтому у всякой лжи есть контекст. Она может быть низкой и благородной, великодушной и подлой, глупой и мудрой. Но всегда сиюминутной, на ней не построишь ничего настоящего.
Зато какой нибудь легкий, на первый взгляд, обман может, не заметно стать чудовищной ложью, этим она и страшна. Особенно когда человек обманывает себя, такая ложь самая убедительная и губительная. Если такому человеку вверены Богом судьбы других, он безбоязненно ведет таких обманутых к гибели.Такая ложь самая страшная, одна из главных наших задач научиться видеть и узнавать ее в себе, своих помыслах, чувствах и делах. Приведу в заключении слова об этом святителя Игнатия: «Ложь, хотя бы и облеклась в личину добра, познается по производимому ею смущению, мраку, неопределительности, переменчивости, развлечению, мечтательности или же она только обольщает сердце – льстиво приносит ему довольство, упитательство собой, какое-то неясное, мутное наслаждение. »
