Всю дорогу до универсама и обратно Евка рассеянно помалкивала, лишь нервно теребила сумку. Люська решила ее ни о чем ни спрашивать, пока они не сядут пить чай. Вскипятив воду и разлив чай в кружки, она наконец осторожно поинтересовалась:
-Ев... Что случилось-то?
-Эдик, сволочь двуличная! – Зольникова так ударила чашку об стол, что та треснула. – Вот что случилось! Да таких отстреливать надо, при рождении желательно, чтоб меньше гадостей делали!
-Потише, гром. – Люська горестно смотрела на большую желтовато-коричневую лужицу, расплывающуюся по клеенке. – Что случилось-то?
-А то! Шестерит он по-страшному, вот что! Агент на два фронта. Ну, мало ли, что за мной Тоха год назад бегал? Зачем Шурику докладывать? Да еще так, будто это была неземная любовь!
Когда Ева психовала, это было зрелище одновременно и жуткое и прекрасное: раскрасневшиеся щеки, горящие глаза, разметавшиеся рыжие пряди...
– Шурик устроил дикую сцену ревности? – догадалась Лиарова.
- Еще какую! И как его после этого не убить? Все, мы с ним больше никогда не помиримся. О, как я хочу кого-нибудь убить… кого и так не люблю, – она со злостью посмотрела на зазвонивший телефон.
-Убей Эдика, – посоветовала Люся, вытирая со стола разлитый чай.
-Именно это я и сделаю! – прошипела Зольникова.
Антону Климову и правда очень нравилась Ева, он даже за ней ухаживать пытался. Но неуклюжие, робкие попытки уж никак не могли завоевать боевую и гордую девушку. По идее, это удалось только Шурику, и то он переходил из одной крайности в другую: то держал Зольникову в железном кулаке, то неделями слал смс-ки со словом «ангел» и слагал дифирамбы.
Телефон у Евки надрывался, но она лишь сбросила и со слезами в голосе заявила:
-Не хочу с ним разговаривать. Эдику мы верим, как себе, Эдик наш лучший друг, вот к нему пусть и катится... Алле! Ничего. Нет. Иди с Эдиком целуйся. Иди-иди. Нет, не приходи.
Она выключила телефон и стала медленно подбирать осколки разбитой чашки. Дверь распахнулась, вошел сумрачный Шурик, без лишних слов перекинул девушку через плечо и унес. Люся так и осталась стоять с мокрой тряпкой в руке.
Ева объявилась около восьми, веселая, напевающая, выгребла с полки одежду и стала рыться в ней.
-Лиар, собирайся, сейчас мы идем на дискотеку. Ты, я, Шурик и Снежная.
Люська насупилась и покачала говорить. Она не умела и не любила танцевать, к тому же у нее было плохое настроение. На дискотеки она не ходила – стеснялась. Евке изредка удавалось вытянуть подругу «в свет», но чаще Лиарова находила какую-нибудь причину, чтоб не пойти. «Пещерный человек», - психовала Ева. Вот и теперь, сославшись на головную боль и ужасное настроение, Люся отказалась. Напрасно Евка пыталась ее убедить, что надо развеяться, забыться. Под конец она только махнула рукой и стала краситься. А Лиарова забралась под одеяло и попыталась заснуть.
«Они уже задыхались от бега, но Ежова не отставала. Передернув затвор автомата, она закричала: «Идиоты! Дебилы! Самый тупой курс за историю факультета!»
Люська оглянулась и поняла, что бежать некуда.
- Кажется, это конец, - над ухом раздался голос Евки. – Переговоры тут не помогут.
Ежова истерично рассмеялась и навела на них автомат. Люська зажмурилась, ожидая выстрела»…
…но вместо него почему-то раздалась писклявая мелодия.
- Господи, какая только хрень не приснится! – пробормотала Люська, пытаясь нашарить на тумбочке телефон.
Через дисплей протянулся абсолютно незнакомый номер.
- Да! – буркнула она в трубку.
- Люда, ты? – голос был до боли знакомым.
- Ромочка! – выкрикнула она, испытывая смешанное чувство облегчения и тревоги.
- У меня нет времени, немедленно приезжай! Угол улиц Революционной и 12-го марта, возле хлебокомбината.
- Ром! Ты где? Как? Куда? – но в трубке уже монотонно бубнил машинный голос: «Извините, связь прервалась»…