В детстве у меня была подруга. Не помню, на чем мы сошлись, но дружили. Многие считали ее странной, а мне она казалась доброй, смешной, безотказной. Иногда я даже пыталась чрезмерно пользоваться ее добротой, но, когда было надо Ольга могла быть жесткой, поэтому я держалась в рамках, стараясь сохранить хорошие отношения.
Особенно близко мы сошлись в 9-м классе, когда мои одноклассники объявили мне бойкот. Повод был пустяковый, на почве внезапной и массовой любви всех девочек нашего класса к самому красивому мальчику. Я тоже его полюбила, как мне тогда казалось, поэтому было особенно обидно, что он меня заигнорил, тем более, что сделал это за компанию с нашими девицами, не разбираясь в причинах.
Ольга тогда единственная меня поддержала, тем более, сделала это демонстративно, пренебрегая мнением общественности. Потом бойкот сошел на нет, и все забыли его причину, а мы с Ольгой остались сидеть за одной партой.
Я не знаю, что нас объединяло потому что чаще мы молчали. Иногда слушали музыку, иногда болтались по улицам, списывали друг у друга домашние задания.
Лелик была высокого роста. Выше меня, но я ей не завидовала. Прощала. Хотя, к лучшим качествам других девочек всегда относилась ревностно.
Она не была красавицей – небольшие серого цвета глаза, тонкий удлиненный нос красивой формы, пухлые яркие губы, вытянутое лицо и идеальная кожа. Ни одного подросткового прыща! Русые волосы были коротко стрижены в прическу «под горшок». Думаю, что стриг ее папаша, из экономии. Жили они небогато, детей четверо – Оля и три брата. Но зато у Лели было то, о чем мы, обычные советские дети и мечтать не могли – у нее была своя комната! Помню, что я часто забегала к ней просто так, чтобы послушать музыку на ее собственном стареньком кассетник, у меня, как у большинства наших ровесников, не было ни первого, ни второго.
Окончив школу, я продолжала заходить к ней, прогуливая университет, или скрываясь от жесткого надзора родителей, но со временем делала это все реже. Оля после школы сделала попытку поступить в институт и провалила экзамены. Недолго думая, она поступила в ПТУ, которое готовило вагоновожатых и вскоре гоняла на новеньком трамвае по городу. Кто-то из наших ее жалел – вот, не поступила. А она была счастлива. Работа увлекла ее, и она рассказывала смешные истории из своей трамвайной жизни: о специальных знаках, которыми вагоновожатые встречных маршрутов обмениваются в дороге, о том, как ближе к полуночи, возвращаясь в парк, на самом пустынном отрезке она прибавляет скорость и мчится на трамвае, разрывая блестящим красным корпусом железной машины холодный ночной воздух.
Когда мы виделись в последний раз, она была веселой, но скрывала причину своего смешливого и беззаботного настроения. У меня было все плохо – проблемы в универе, скука – на улице май, а у меня проблемы и пустота в личной жизни, которую некем заполнить. Я выпросила у Ольги кассету с записями любимой группы и ушла раздраженная ее хорошим настроением. Знаю, она на меня не обиделась, очень добрым была человеком.
Помню, как 9-го мая я возвращалась от другой своей подруги. Проходя мимо Ольгиного дома, бросила взгляд на ее окна. Свет уютно горел сквозь шторы, но я решила не заходить, вспомнила о кассете, которую давно обещала вернуть. Возвращать не хотелось, и я решила: загляну в другой раз.
На следующий день вечером ко мне зашла моя одноклассница Светка. Когда я открыла дверь, она замерла в проеме и уставилась мне в лицо, бледная, с трясущимися губами. Тяжело сглатывая, срывающимся на высокие тона голосом она спросила: ты ничего не знаешь про Ольгу? Что такого мне нужно знать, почему ты спрашиваешь, что случилось? - в голове пронеслись мысли одна невероятнее другой – сбила прохожего, беременна, трамвай сошел с рельс… Что?! Какую новость можно сообщать с таким жутким лицом?
Ей отрезало голову! Трамваем! - в истерике выкрикнула мне в лицо подруга. От неожиданности и ужаса я резко захлопнула дверь, оставив Светку за порогом. Потом снова ее распахнула и минуту не могла выдохнуть и задать вопрос: как?! Как это случилось?
Не помню, чем закончился тот день, помню только, что я все время спрашивала себя и близких: почему я не зашла? Она ведь могла передумать! Надо было зайти, поговорить, нести любую чушь, злить ее, веселить, разговорить, что-то сделать. Остаться до утра, вытащить ее на улицу, надо было что-то сделать!
Сейчас перечитала, поняла, что не сказала самое главное. Основная версия этой внезапной и трагической смерти - самоубийство. Мне сложно и сейчас в это поверить, потому что в свои 19-ть Ольга была еще совсем ребенком, с самыми обычными детскими интересами. Никогда не говорили мы с ней о ее романтических увлечениях! Я, да, она – нет! Эта ужасная версия появилась из-за того, что слишком уж аккуратно труп лежал на трамвайных путях, ровно в том месте, где вагоновожатый мог не заметить приготовившуюся к смерти девушку и ровно так, чтобы тяжелые колеса отделили голову от тела в области шеи. Хватило бы у Ольги хладнокровия спокойно и расчетливо дожидаться в темноте теплой майской ночи своего бездушного убийцу? Не знаю. Не знаю ни одной причины, чтобы она могла довести такого светлого человека как Оля до такого отчаяния. Да и о каком отчаянии могла идти речь, если на ее лице, когда мы прощались с ней перед тем, как тело опустили в могилу, не было ни тени печали, только спокойное умиротворение.
Темная история, которая до сих пор не дает мне покоя.
А вы теряли своих друзей в молодые годы?