Очевидно каждому здравомыслящему человеку, чтоб описать быт татарской деревни в художественном произведении, обязательно надо хорошо знать татарский язык. По моему мнению, госпожа Яхина обладает слабыми знаниями татарского языка (и не только языка), что приводит произведение в совершенно непригодное для восприятия состояние.
Я, хоть и говорил, читать роман не буду, все-таки скачал ознакомительный фрагмент опуса Яхиной с Литрес и вот что там увидел.
Начнем с географии. В настоящее время деревня Юлбаш имеется только в юге Башкортостана, но это слишком далеко от Казани, да и относится к другой республике. Попробуем привязаться к тому утверждению: «Говорили, что через урман можно прийти к землям марийцев – если идти от солнца много дней подряд». Но мне кажется, что здесь госпожа Яхина путает «землю марийцев» с землей Санникова (понимаете, наверное, что это ирония). Я сам вырос в деревне, находящейся на границе с загадочной для Зулейхи «землей марийцев». Во всех районах Татарстана, граничащих с «землей марийцев», до марийских деревень от татарских несколько дней подряд идти не надо, как правило, достаточно, в основном, часа-полтора, а то и меньше. Я уж специально изучил карты Татарской АССР с момента создания республики до 1935 года (кроме одной, там все арабскими буквами, действовавшем в республике до 1928 года), есть такой ресурс в Интернете. Там нет таких загадочных марийских земель, до которых с татарских деревень надо обязательно надо пробираться через леса по направлению на север. В Дубьязовском районе (сейчас – Высокогорский) есть такие две деревни, но они не татарские. Конечно же, автор имеет право на вымысел, но не в стиле же произведений фэнтэзи! Похоже само действие романа происходит на земле Санникова.
У Яхиной где-то заканчивается лес и начинается «загадочный» урман. Если мы попытаемся перевести опус на татарский язык, то у нас получится: заканчивается урман и начинается урман, лес и переводится как урман. То, что Яхина называет «урман» татары называют «карурман», от слова кара урман, черный (темный) лес, даже в песнях встречаются, например: «карурманны чыккан чакта...» (когда проходил через темный лес). Ну и роща, соответственно, урманчык.
Перейдем к обращению к Зулейхе свекрови «жебегэн тавык». Яхина переводит это как «мокрая курица», ладно еще не как «размороженная курица», итак можно было дословно перевести. Но «жэбегэн» по отношению к человеку означает, что человек нерешительный, раззява, растрепа. А «тавык» (курица) здесь играет вспомогательную роль, как синоним глупости, то есть соответствующий термин на русском языке – глупая раззява, раззява безмозглая.
Обращение к Зулейхе не выдерживает никакой критики. Яхина, чтоб подчеркнуть грубое обращение применяет слово «женщина». Но вы удивитесь, узнав, что в переводе это вполне нормальное обращение к жене. Дело вот в чем. Женщина в переводе на татарский язык – хатын, хатын-кыз. «Хатын-кыз» применяются только тогда, когда говорят о третьих лицах, в этом случае «хатын» равноценный эквивалент «хатын – кыз», кроме одного случая. Когда к женщине обращаются «хатын», это уже означает «жена», ничего обидного. Когда говорят о третьих лицах «Мортаза хатыны» это означает «жена Муртазы», это и есть упомянутое исключение. Здесь Яхина из-за своего плохого знания татарского языка попала впросак. Для иллюстрации.У Габдуллы Тукая: “Кара монда, хатын! Үзен яхшы белэсен бит печэн хакын”, в литературном переводе: “Смотри, жена, на сено поднялась базарная цена”, построчный перевод: “Смотри сюда, жена! Сама хорошо знаешь цену на сено”.
Для того, чтоб сделать вид знатока татарского языка, Яхина начинает использовать татарские термины в изобилии. Получилась такая мешанина русских и татарских слов, Лев Толстой со своим романом "Война и мир", как обычно любят говорить, "нервно курит на сторонке". Такое ощущение, что Яхина решила использовать весь свой словарный запас татарского языка. При этом татарские слова иногда используется без особой необходимости. Например, что дает применение термина лэукэ (в русской транскрипции вообще непроизносимый) вместе полок, фэрэштэ вместе ангел, сяке вместо нары, которые иногда превращается в лавку (лавка – это вид скамейки, а не спальное место). Жонглерство словами, то эни, то мама; то улым, то сынок. Для чего применять слово кульмэк (платье или рубашка). Особенно смешно, когда столетняя старуха обращается жаным к сыну, это слово применяют по отношению к своим возлюбленным, но никак уж не по отношению к взрослым детям. Да и с татарской речью у Яхиной нелады, басу капка иясе (!), это татары, выросшие в городе, поэтому слабо знающие татарский язык, могут так выразиться, правильно - басу капкасы иясе. Да еще перевела басу капкасы как околица (изгородь вокруг селения), капка - это ворота! Что, с русским языком тоже проблемы?
В просмотренном мной фрагменте отслеживается пренебрежительное отношение к читателю. Маленький пример. Она стелет постель мужу, достает подушку с киштэ (в данном случае киштэ – полка). Чуть далее она развешивает мокрые паласы на киштэ (здесь уже другое значение – перекладины круглого сечения). Читатель в ауте, давать пояснение автору не хочется, не барское это дело. Может в Литрес ссылки на примечания убрали? Фрагмент же. Но в любом случае, что дает здесь применение слова киштэ? Неумелая имитация колорита татарского языка.
Это очень малая часть нелепиц в очень малой части романа. Как это вообще можно читать, ума не приложу.