В те времена, когда еще можно было выходить из дома и свободно перемещаться по городу, я иногда слушал в машине Соловьёва. Сам не знаю, зачем я это делал.
Я не извращенец, не люблю боль, но что-то непонятное внутри заставляло меня слушать эти передачи. Наверное, надежда, что вот именно сегодня всё будет по-другому.
И каждый раз эта надежда разбивалась о звонки в студию. Очередной несчастный из очередного Мухосранска, возможно даже из моего родного, начинал жаловаться на безработицу и низкие зарплаты.
Это было сигналом, спусковым механизмом, который переводил Владимира Рудольфовича в боевой режим: "Ничтожество! Надо меньше пить! Пахать, а не бухать!"
И добивающий вопрос, адресованный уже гостям в студии: "Что вы можете сказать о человеке, который зарабатывает 30 тысяч в месяц?!" А гости смеялись в ответ красивым, вкусным, издевательским московским смехом.
Руль хрустел под руками, возмущённо дудели другие участники движения, потому что вместо поворотника я включил дворники. А я переключался с Соловьёва на шансон и думал.
Кто эти люди, почему они звонят ему в эфир? Неужели они не знают, что он обольёт их помётом? Ведь это происходит регулярно, как восход солнца. Может быть, они такие же как я? Только я надеюсь молча, просто слушаю радио и жду чуда.
А они пытаются достучаться до нашего сияющего града на холме, рассказать, что плохо нам тут в трюме, что повсюду щели, и вода прибывает.
Сейчас сияющий град закрыт на карантин, и ему тем более не до наших проблем. Кажется, целую вечность я уже не слушал Соловьёва. Наткнулся сегодня в новостях - кто-то собирает петицию против него, а Соловьёв в ответ огрызается. Порадовался - жив курилка.
Мир изменился, и мы пока еще не представляем насколько сильно. Град на холме, я думаю, останется и будет по-прежнему сиять. Будет в этом граде и Соловьёв, но услышим ли его мы? Кому он будет хамить в той новой жизни, и будет ли нам, русским, до этого какое-то дело?