«Чрево» - сложный фильм-лабиринт о жизни с момента ее зарождения и до последней секунды. Но что, если после последний секунды начинается новый отсчет?
Сюжет камерной драмы венгерского режиссера Бенедека Флигауфа с Евой Грин в главной роли невозможно пересказать в двух словах: есть риск упростить идею, лежащую в самом сердце картины. Два героя. Он и Она. Томми и Ребекка. Ни времени, ни пространства. Море. Смерть. Любовь. Рождение.
Кто-то, пожалуй, может увидеть в "Чреве" темы инцеста и атеизма, которые действительно вплетены в сложную канву фильма. Но на первом месте в работе Флигауфа все же симбиоз смерти и рождения. Рождение любви, рождение человека, рождение будущего из прошлого - вот что противопоставлено смерти.
Мысли о смерти плавно текут на протяжении всего фильма, создавая странную, завораживающую атмосферу. Однако смерть здесь едва ли ассоциируется с обреченностью и бесконечной тьмой в конце. Она выходит за рамки обычного понимания. Ключ к правильному осмыслению ленты содержится в простом тезисе - смерть есть пограничное состояние между старой жизнью и жизнью новой. И речь вовсе не о религиозной идее конечного обретения рая (в фильме, наоборот, стоит искать фрейдистский подтекст), а о начале второй земной жизни, в точности повторяющей предыдущую.
Быть может, задумка режиссера заглянуть в недалекое будущее, где люди возрождают умерших путем перерождения кажется довольно инфантильной, но, как ни странно, она нисколько не подрывает общую гармоничность действия. Вот настоящая жизнь, где застыло время, потеряны координаты, а вот - кусочек будущей реальности, где смерть не является концом.
Дети в фильме видят смерть так же, как и взрослые. Маленький Томми закапывает в землю игрушечного механического динозавра и меланхолично наблюдает за тем, как он шевелится и вздрагивает, посыпаемый землей. А потом игрушка снова возвращается на тумбочку возле кровати мальчика, потому что Ребекка его откапывает.
А еще Флигауф помещает крошечную улитку в спичечный коробок и снимает ее крупным планом. Томми хочет показать ей море. Улитка потом, конечно, умирает, ведь невозможно жить целый век в маленькой коробочке. Флигауф сравнивает первую короткую жизнь Томми с незаметным существованием улитки, успевшей увидеть одно только море. Все это маленькие метафоры, на которые можно и не обратить внимание при просмотре. Но именно из подобных мелочей, словно из кирпичиков, выстраивается весь фильм.
Глядя на бесконечные морские пейзажи, от которых веет северным холодом, невольно вспоминаешь великолепные панорамы Терренса Малика в "Пустошах": такие же прекрасные, но как будто неживые, переданные во владения ветров и закатов. Край, который показывает Бенедек Флигауф, всеми покинут. Кажется, это последнее место на целой Земле, а перевернутая ржавая лодка на берегу - Ноев ковчег. Правда, никому не суждено спастись.
Слушая шум моря и ветра, герои отправляются на самые трудные поиски - на поиски самих себя. Перерожденный Томми настойчиво повторяет один и тот же вопрос: "Что мне теперь делать со своей жизнью, если я даже не знаю, кто я?" Получается, недостаточно просто появиться на свет. Необходимо понять, кто ты такой. Сам факт рождения в понимании Флигауфа как будто теряет свою первостепенную значимость.
Осознание собственной уникальности помогает Томми превратиться из копии в настоящего человека. Между строк Флигауф постоянно напоминает: ничто на самом деле не повторяется дважды.
«Вообрази, над океаном, в горах, за облаками бушуют снежные бури. Миллионы лет на этой планете кружатся вихрем биллионы снежинок, и нет среди них двух похожих. Как мы с тобой».
Родиться, чтобы жить. Родиться вновь, чтобы обрести себя. Родиться, чтобы любить. Оказывается, все просто.