- Любовь — это нечто неведомое, входящее через глаз и утекающее с кончика полового члена в виде капелек, срывающихся с него более или менее обильно. Любовь — это самая оглупляющая сила из всех, что только существуют в жизни человеческих существ. Оглупляющая до такой степени, что влюбленный впадает в трясучку и начинает пускать слюни. Пускать слюни, словно кретин.
«...Именно в чудесном театрике сеньора Трайтера я увидел то, что перевернуло мне всю душу, — я увидел русскую девочку, которую в тот же миг полюбил. В каждую клеточку моего существа от зрачков до кончиков пальцев впечатался в ту минуту ее образ. Мою русскую девочку, укутанную в белый мех, куда-то уносила тройка — почти чудом она спаслась от стаи свирепых волков с горящими глазами. Она глядела на меня, не отводя взора, и столько гордости было в ее лице, что сердце сжималось от восхищения...То была Гала? Я никогда в этом не сомневался — то была она».
- Я знал, что близится час великого испытания, великого испытания любовью
«Самое главное на свете – это Гала и Дали. Потом идет один Дали. А на третьем месте – все остальные, разумеется, снова включая и нас двоих».
«Гала пронзила меня, словно меч, направленный самим провидением. Это был луч Юпитера, как знак свыше, указавший, что мы никогда не должны расставаться».
«Тело у нее было нежное, как у ребенка. Линия плеч почти совершенной округлости, а мышцы талии, внешне хрупкой, были атлетически напряжены, как у подростка. Зато изгиб поясницы был поистине женственным. Грациозное сочетание стройного энергичного торса, осиной талии и нежных бедер делало ее еще более желанной».
- Увидел — и запало в душу, и через кисть пролилось на холст. Это живопись. И то же самое — любовь.
«Она стала рассматривать меня как гения. Полусумасшедшего, но обладающего большой духовной силой. И чего-то ждала — воплощения ее собственных мифов. Считала, что я, может быть, смогу стать этим воплощением».
«Никогда мы не сдавались перед неудачами. Мы выкручивались благодаря стратегической ловкости Гала. Мы никуда не ходили. Гала сама шила себе платья, а я работал в сто раз больше, чем любой посредственный художник».