Вера Ивановна была крайне возмущена.
Действительно, слыхано ли, чтобы ее мужа, интеллигента, почетного члена калужской филармонии, обвиняли в краже пары носков из магазина одежды?
Да никогда, никогда бы Филипп не позволил себе взять даже гвоздик в строительном магазине, и разве стал бы он унижаться до кражи каких-то вонючих носков?
Но оперуполномоченные были непреклонны. Доказательств полно: и свидетели - парочка посетителей и кассир, и даже камеры видеонаблюдения, заснявшие Филиппа со всех сторон.
Но ладно носки, Бог с ними. Полиция утверждала, что в соседнем доме было совершено покушение на убийство, пострадавшего в тяжелом состоянии доставили в больницу, и в его квартире были именно та пара носков, новых, с наклейкой, которые и были украдены из магазина!
Когда на Филиппа надели наручники и увели в машину, Вера Ивановна, крепившаяся до этого, разрыдалась. Ничего, скоро они проведут следствие, снимут отпечатки, и ошибка будет выяснена. Мужа отпустят. А если нет? Вдруг попадется небрежный или нечистый на руку следователь? С этой мыслью успокоившаяся было женщина снова разрыдалась. Она не слышала, как зашла соседка, как села рядом и обняла. Не слышала, как приехала тридцатилетняя дочь. Мир будто перестал иметь для нее значение…
На следующий день Вера Ивановна с дочерью поехала в Следственный Комитет. Там они просмотрели записи видеонаблюдения. Сомнений быть не могло - это был муж Веры. Кроме того, они узнали еще одну неприятную новость: на украденных носках были найдены ворсинки с рукавов пальто Филиппа…
...Супруги сидели друг напротив друга. Муж был за бронестеклом, и его не было слышно. Разговаривали через телефон.
Как же так, Филипп? Это же какой-то бред, это ошибка! Ну неужели у тебя не осталось никаких доказательств?
Нет, Верочка, никаких. Я устал, Верочка, я больше не могу с ними препираться. Толку-то никакого. Мои сбережения возьми, пользуйся, лет на десять хватит…
Нет, нет, что ты такое говоришь, да я никогда…
Да, Верочка. Только прошу тебя, верь мне: не убивал я никого, не убивал!
Верю, дорогой, конечно верю! Я вытащу тебя оттуда! Я всем, всем…
Вера Ивановна снова расплакалась.
А уверенность уменьшалась с каждым днем. Доказательства были неопровержимы, все друзья и соседи давно признали Филиппа виновным. Даже дочь - и та была согласна с полицией.
И все же женщина верила. Несмотря ни на что, продолжала ходить на свидания с мужем, разговаривала с ним так, как с невинно осужденным, наводила справки, звонила, писала - все, чтобы вытащить Филиппа из тюрьмы. Но надежды все так и не было.
Как-то раз Вера Ивановна сидела на кухне и чистила картошку. Смеркалось. Тихонько закипал чайник, шумела колонка, потрескивало разогревавшееся на сковороде масло.
И вдруг раздался звонок в дверь. Вера подошла к двери и посмотрела в глазок. У двери стоял следователь, как раз тот, который занимался делом Филиппа. Она сразу впустила его домой и предложила чаю.
Помолчав немного, следователь спросил:
Вы все еще считаете своего мужа невиновным?
Ну разумеется! Я ни на минуту не сомневалась в его непричастности! А почему вы спрашиваете? Почему вы вообще пришли ко мне?
Но следователь внезапно поблагодарил за чай, вскочил и убежал, оставив Веру в полной растерянности.
На следующее утро на пороге квартиры стоял Филипп.
… Вера, смеясь, попросила наконец мужа рассказать, как было дело. Как он вообще влип в эту историю? Крал ли он эти носки? Филипп, тоже звучно смеясь, рассказал:
Встретился я, значит, Верочка, с однокашником моим, давно очень с ним не виделись. Выпили вместе немного, посидели на лавочке. Он все моей интеллигентности поражался. Слово за слово, поспорили мы, что мне хватит духу из магазина ерунду какую-нибудь вынести. Меня азарт взял, да и спиртное поспособствовало. Взял я, да и зашел в первый попавшийся магазин, взял носки, вынес. Вернуть потом хотел, когда дружок бы не видел, да забыл их на лавочке. Так и вернулся домой. А уже с лавочки их кто-то взял, пошел к другу, у них что-то произошло, я уж не знаю точно. Так вот тот, потерпевший, из комы вышел, да и рассказал следователю про настоящего преступника, его уж повязали небось.
Так почему же ты про носки-то не признался? Сразу не рассказал?
Да я, Верочка, испугался. Думаю, может скажут, что на камерах не я носки брал. Потом уж им все рассказывал, не поверили. А тебе не говорил, чтоб ты сдуру не сунулась, куда не следует…
А чего ко мне следователь-то нынче приходил?
Ах, это… Я уж думал, все про меня плохо думают, все во мне разочаровались. Боялся я к тебе приходить, вдруг ты меня видеть не хочешь. Разговорился со следователем, хороший мужик оказался, вошел в положение, согласился съездить, порасспрашивать…
О, дорогой!
Любимая, не не надо слов. Спасибо, что верила в меня. Спасибо.
Как сказал однажды Курт Воннегут : “Сколько лет прошло, пока мы поняли, что смысл человеческой жизни — кто бы человеком ни управлял, — только в том, чтобы любить тех, кто рядом с тобой и верить им несмотря ни на что”