Кира всегда любила свой город. Она никогда не согласилась бы променять Москву ни на что иное, хотя в ее жизни был и ухоженный Париж, в котором она полгода толклась среди арабов, совершенствуя язык, и безбашенный Амстердам, и демократичная, скучноватая Германия. Но на что можно променять брусчатку Остоженки или хулиганские, идущие под уклон дворы Таганки? А глянцевые Патриаршие, полные любимых баров и смешных, студенческих еще, воспоминаний? А извилистую Трифоновку и дом лучшего друга с неприветливой лифтершей? Других таких мест не существовало. Вместе с братом она исходила километры по родному городу, каждый раз заново влюбляясь в мозаичные фасады, клумбы тюльпанов, суматоху никогда не засыпающей столицы.
В ту весну Москва была традиционно хороша. Многовековой город вновь оделся в прозрачные листочки тополей, прикрылся глазурью безоблачного неба, и на улицах вдруг появилось множество красивых ухоженных девушек, шелестящих фирменными пакетами модных магазинов. Еще не отгремел парад Победы, не отпели первые майские дожди, не опьянили запахом мокрые от ливня апрельские тополя.
Кира оживала задолго до весеннего тепла, строила планы, сбрасывала с себя тяжелый, слежавшийся тулуп зимы. Зачем он ей теперь? Теперь можно пить терпкий коктейль из ожиданий, перспектив, встреч, случайных знакомств и предсказуемых романов. Она молода, обеспечена, хороша с собой и уверена в будущем. Конечно, оно будет связано с отцовской компанией и этим тесным, змеиным клубком модельных интриг, который был ей знаком и привычен. К получению диплома родители сделали наследнице царский подарок. Отец, скрепя сердце, согласился, что барышня уже достаточно повзрослела, чтобы жить отдельно:
-Ищи квартиру сама. Такую, чтобы сразу стала домом.
Добродецкая к напутствию отца отнеслась со всей серьезностью и довольно долго присматривалась к различным вариантам, пока дело не решил случай. Ее добрый приятель Дима Краснов занимался дизайном интерьера, и все время отирался на авторских вернисажах, измайловских ярмарках и блошиных рынках. Там-то он и познакомился с одинокой старушкой, бывшей солисткой Кишиневской оперы. Заинтересовавшись, он быстро вытряс из бабушки пару занятных историй с участием известных в прошлом политиков, приглашение зайти на чай и, на закуску, заветное желание избавиться от «паркетов проклятущих, не наплатишься за метры, пенсия-то – крохи!» Проклятущие паркеты оказались наборными полами из черного дерева неподалеку от Бульварного кольца, в уютной трехкомнатной квартире. Кира влюбилась в нее с первого взгляда. Сталинский дом, эркер в гостиной, трехметровые потолки. Они ударили по рукам, и старушка отправилась в ближайшее Подмосковье, став обладательницей обычного деревенского домика со статусным названием таун-хауз, а Добродецкая погрузилась в упоительно-свободную жизнь.
Отмыла до блеска театральную люстру в гостиной, выкрасила стены в веселые сливочные цвета, а в кладовке, в которой старушка прежде хранила соленые огурцы в пузатых банках и старые нафталиновые пальто, оборудовала гардеробную, с удовольствием отметив, что теперь ее туфли, наконец-то, заняли подобающе уютные полочки.
Под предлогом дружеской помощи Димка переселился к ней и итогом разъяренных споров стала светлая гостиная с обязательным креслом-качалкой у окна и широченным красным диваном, заваленным крохотными думками. Диван притащил школьный еще друг и по совместительству профессиональный боксер, и Кира всерьез подозревала, что размер ложа тот выбирал с тайной надеждой гостить у нее почаще и иметь возможность не готовить дома.
Единственная комната, к дизайну которой ее не подпустили - это ванна. Отодвинув Киру твердой рукой, а потом и вовсе сослав ее на свою дачу в Немчиновку, чтобы не портила гению пейзаж, Димка взялся творить. Похожий на пьяненького Карлосона, с хвостиком пшеничных волос, крепенький, в работе он был человеком обстоятельным и категоричным. И если уж он за проект брался, то доводил заказчика своими идеями до исступления. Заказчики плевались, ругались, особо нервные даже падали в обморок, но после выполнения заказа Дима становился самым желанным гостем в доме. Он находил потрясающих винтажных амурчиков, коллекционного Ренуара и был знаком везде и со всеми. Просидев на даче пять дней, в окружении трех Димкиных жен – двух бывших и одной настоящей, их детей, мам и подруг, Кира, взвыв от тоски, рванула в Москву, всерьез опасаясь найти друга в состоянии страшнейшего алкогольного опьянения, что случалось с ним не единожды. Каково же было ее изумление, когда дверь ей открыл абсолютно трезвый, чисто выбритый Дима, а с кухни несся головокружительный аромат булочек с кунжутом. Дизайнер гордо кивнул в сторону ванны и с довольным видом наблюдал за восхищенным удивлением хозяйки - мавританская мозаика, огромное зеркало, теплые тона и светильник в замысловатых вензелях, стоящий на трюмо. Кипенно белый кафель, замысловатый витраж, украшавший потолок – зная Краснова, вполне можно было подумать, что это венецианское стекло, - все было ее ожившим желанием. Трюмо украшали несколько новых тюбиков и флакончиков, купленных другом, как он выразился для законченности интерьера.
-Ты довольна, душа моя?
-Димка, я в восторге!
-Ну, раз так, то я заслужил небольшое поощрение?
Добродецкая кивнула:
-Приюти еще на недельку, а?...
Глава двадцать восьмая