— …У нас нас дома лежит собрание сочинений Толстого пятидесятых годов, с таким шрифтом, что я читаю и удовольствие прямо получаю от процесса. Только два тома утеряны. Не хватает двух томов. Это они пропали, сгорели.
Я слушаю и, как это часто бывает, проваливаюсь в свои воспоминания. У меня своя история с первым томом Чехова, забытым в электричке до Дорохова, и так больше никогда не вернувшегося и одним — Довлатова — который вообще пропал будто бы сам по себе прямо из дома. Впрочем, какие авторы, такие и книги, чего я хотел.
Но голос возвращает.
— …У меня папа директором школы был и у них школа сгорела. Сторож с лестницы спускался с лампой, это ещё в пятидесятые, с керосиновой лампой и упал. Всё разлилось и... или нет… это уборщица была, жена сторожа. Она спускалась с лампой и разлила. И она побежала на другой конец города за мужем, чтобы, значит, ему сообщить, чтобы ему не это самое — это ж его вотчина. Ну а пока они вернулись уже всё здание полыхало как свечка. И главное нет бы добежать до нас - мы рядом жили, папа может как-то сообразил бы, ну по крайней мере быстро.
Какой-то свой далёкий мир, в который ни вернуться, ни спросить, а только и можно, что воспоминаниями окунуться… У моего дедушки тоже папа был директор школы был. Учился в Варшаве в университете ещё до Революции. Помню, дедушка рассказывал, что класса в школе в школе было два. И ещё помню, когда дедушке было лет восемь-девять, классе в третьем, то есть, выходит году в 1929-м примерно, ему было как-то особенно тяжело, надоело учиться и папа ему разрешил год в школу не ходить. Он гулял, бегал с мальчишками, а через год за пару месяцев всё наверстал. Причём «наверстал», это не просто так было. Папа не мог бы сыну поставить пятёрку, если тот бы не знал на семь.
— Ну вот двух томов не хватает Толстого. Эти два тома — как раз Война и мир — папа взял в школу, они у него на столе лежали и они тогда сгорели. Так я долгое время искала через букинистов, а недавно прихожу в кафе Андерсон, обнаруживаю у них стоящими ровно два этих тома. Просто на полке в качестве украшения, ну как бы интерьера что ли. Стоят! Я, как увидела, и говорю: «Девочки, вы могли бы поменять мне, это как раз у меня этих двух томов нет, назовите любую книгу, я вам достану!» Они говорят: «Да ради Бога, берите так!» Но я отказалась, я говорю «Нет, так я не могу». Забрала Толстого, а им принесла две большие книги детских сказок Андерсона с иллюстрациями. Они так руками взмахнули: «Ох, ну что вы! Это неравноценно! Это же очень дорогое издание!» Ну то есть, представляете, короче говоря, у них уже деформация происходит такая, понимаете: Толстого на Андерсона. Это ж надо!
Я понимаю. Конечно, как не понять — моё первое осознанное восхищение текстом — это Толстой. А первые восторженные воспоминания детства — это какая-то книга с большими, в целый разворот, фотографиями гор и вулканов… Даже сейчас помню запах этих страниц…
…А несколько дней назад иду мимо помойки, там лежит — знаете в шестидесятые выходили журналы «Новый мир» — вот их кто-то видимо собирал и сделал подшивку. Вот они так и лежат несколько, за несколько лет, представляете? Как такое оставить? Я все забрала. Невозможно же иначе.
PS2. Если вы хотите приобрести книгу о наличниках со скидкой в 1800 рублей, то (на третье мая) осталось 446 экземпляров.