" ...А со мной, все как прежде пока,
Все бежит по камням моей жизни река."
На реке все самое интересное происходит на мысах, это я вам как завзятый рыболов говорю. Течение, упираясь в мыс, ускоряется и рождает водовороты, река в некоторых местах начинает даже течь назад. Дно в таких местах образует омуты и перекаты, собирая рыбу, которой в радость чистейшая вода - для знающих не секрет, что изгибы русла являются средством самоочищения для реки.
В жизни нет ничего хуже застоя и отсутствия хороших перемен. А какие перемены могли быть у меня в стране развитого социализма в чужом городе после распределения по окончанию Универа? Правильно, только уверенность в завтрашнем дне: мизерная зарплата, отсутствие своего жилья и каких-либо перспектив его получить.
С тех пор я ненавижу всякие там сувениры и памятные безделушки - частые переезды в условиях жизни на съемной жилплощади не предполагали наличия многих вещей. Еще Булгаков заметил в своём знаменитом произведении, что квартирный вопрос людей портит. Я помню один эпизод из своей жизни, когда меня с приятелем неожиданно вышвырнули со съемной квартиры, и вот мы идем дождливым ноябрьским вечером по городу, и нам некуда идти. Вдруг мой товарищ говорит: "Я знаю, куда мы пойдем!" Минут через тридцать мы стояли в прихожей тепло натопленного дома приятельницы моего друга - на чистом полу вокруг наших ног расплывались грязные лужи.
Хозяйка, растерянно глядя на нас, спросила: "Может вы хотите чаю?" "Да, хотим!" - мрачно ответил мой друг - "С курицей!"...
Более десяти лет мыканья по чужим углам сделали меня терпимым к разным неудобствам - слишком часто бывало "не до жиру" и "не графья". Но один эпизод, помню, даже меня вывел из себя. Как-то я вынужден был делить комнату с хозяином жилья и его питомцами: немецкой и шотландской овчарками, а так же двумя кошками. Причем мне приходилось спать на полу - поначалу было забавно, когда собаки вылизывали мне перед сном ноги. Но однажды я проснулся среди ночи от того, что меня кусают собачьи блохи. В сильнейшем негодовании на судьбу я вскочил, взял хозяйский велосипед и поехал на дачу к приятелю за город. Я ехал по спящему городу и чувствовал себя настоящим бездомным - слово бомж тогда еще не было в ходу...
К концу 80-х я все чаще стал поговаривать о том, чтобы уехать из города, где не просматривалось никаких перспектив обрести свой угол, а ведь мне уже было почти тридцать лет. Но однажды коллега по новой работе, узнав о моих проблемах, странным образом проявил свою ко мне симпатию: "А давай я тебя к себе пропишу, у меня частный дом под снос." Это было просто какое-то чудо. Однако, вскоре выяснилось, что прописаться в дом под снос было делом нереальным. Оставался только один вариант: стать собственником жилья.
Когда мы с другом, а к тому времени мы уже успели подружиться, пришли оформлять сделку к нотариусу, тот отказался фиксировать акт продажи мне части дома, усмотрев в этом скрытую сделку - в СССР ведь квартиры не продавались и не покупались. Нотариус заявил, что может только зафиксировать факт дарения части дома, но в такое бескорыстие он не верит. "Это только на Кавказе бывают такие отношения," - поставил он точку в разговоре.
Но мой друг превратил эту точку в запятую: " Так я и есть с Кавказа! Паспорт мой посмотрите." "Байтоков," - прочитал нотариус - "Карачаевец". И торжественно оформил акт дарения. Так я стал владельцем части фамильного дома, и мы реально стали жить с Владом под одной крышей. В доме этом я сыграл свою свадьбу, и вскоре мы с женой уже въехали в свою квартиру.
С тех пор много воды утекло, и отношения с кавказцами сильно изменились. Возможно, что сама жизнь все более напоминает болото, а не живительный водоворот на перекате жизни.