«Я убедился, что самое худшее как дома, так и в школе — это вынужденные уступки. Они действуют лишь на короткое время. Потом будет ещё хуже. Несправедливость раздражает. Остаётся чувство досады. Остаётся обида. Я убедился, что лучше совсем не вмешиваться, чем судить, не разобравшись в причине распри. Взрослым иногда кажется, что ссора вышла из-за сущего пустяка. Из-за чепухи… Нет. Братья и сёстры часто добровольно уступают и прощают».
«Взрослые знают, как и с кем разговаривать, с кем надо быть сдержанным, а с кем можно чувствовать себя свободно. Знают, как завести разговор, хотя и не очень хотелось бы. (А ведь начало всего труднее). И взрослые не конфузятся так, как дети. За ними не следят и не сердятся, когда они скажут что-нибудь или сделают не так, как надо. И они могут выбирать, с кем хотят познакомиться. Похоже на то, что с младшим каждый считает себя вправе заговаривать, даже если его мало знает или не знает вовсе».
«Чужие тёти бывают приятные и неприятные. Вообще, взрослые, точно так же, как и твои ровесники, делятся на тех, кого ты любишь и кого не любишь. Один только поздоровается, а потом всё с мамой разговаривает; иногда даже обидно, что не обращает внимания.
А другой отпустит неудачную шутку или задаст вопрос, на который не всегда хочется отвечать: «А ты это любишь, а ты это умеешь делать, а ты это хочешь?». Или с подарком придёт. Взрослым кажется, что дети — лакомки и жадные. Нет. Если кого не любишь, тогда и подарок от него не мил».
«Хуже, когда гости вмешиваются, делают замечания. И уж хуже всего, когда ласкают и целуют. Или руку тебе так крепко стиснет, что больно, или обслюнявит, целуя, или посадит на колени. По какому праву? Всегда неспокойно на сердце, когда подходишь ко взрослым гостям, — никогда не известно, что тебя ждёт».
«Зря взрослые говорят, а зазнайки за ними повторяют: «Такой большой, а играет, как маленький. Такая большая, а всё в куклы играет».
Важно не во что играть, а как и что при этом думать и чувствовать. Можно умно играть в куклы и глупо и по-детски играть в шахматы. Можно интересно и с большой фантазией играть в пожар или в поезд, в охоту или в индейцев — и бессмысленно читать книжки.
Я знал мальчика, который не только читал, но и сам писал хорошие стихи и рассказы, а любимой игрушкой у него были солдатики: у него были целые полки разного рода войск разных стран, и он расставлял их на столе, окне, на полу, стульях и рисовал карты и планы.
Не зазорно играть с девочками и с младшими. Я заметил, что ребята не всегда охотно говорят о своих играх и стесняются, если взрослый их слышит: боятся, как бы не высмеял, потому что не умеют защищать свои юные мечты. Я не говорю: «Играйте в то-то и то-то. Играйте с теми, а не с этими». Для игры нужны хороший товарищ и вдохновение, а значит, свобода».
«Обычно деньги дают время от времени как награду, когда отец или мать в хорошем настроении. Очень редко родители назначают определённый еженедельный оклад и говорят: «Покупай что хочешь». И только один отец давал каждую неделю по пятидесяти грошей. Он сказал:
— Даже если ты не будешь слушаться или принесёшь из школы плохую отметку, всё равно будешь получать по пятидесяти грошей на разные свои расходы. Я хочу, чтобы ты научился тратить деньги».
«Ошибаются взрослые! Ребёнок хочет знать и имеет право знать, ведь горе родителей тяжелее своего собственного. Впрочем, в бедных семьях дети знают, отчего раз бывает целый обед, а другой — только хлеб да чуть подслащенный чай; знают, сколько стоят подмётки и новая шапка. Знают, что лучше, когда у отца пусть меньше заработок, да верный. Потому что больше всего печалей там, где раз удаётся получить даже и много, а потом уже долго ничего и ничего. Безработица — это большое несчастье».
«Мне кажется, взрослые не должны сердиться на детей, потому что это не исправляет, а портит. Часто взрослым кажется, что ребёнок назло им упрямится — не желает что-либо сделать, сказать. Нет, ему стыдно. А если кому-нибудь стыдно, он не может говорить, язык застревает в горле, трудно пошевельнуть. В голове пустота, мысли словно улетучились. И ты говоришь и делаешь не то, что хочешь. Стараешься быть смелее, а выходит ещё хуже. Сразу можно понять, что человек притворяется: говорит слишком смело и громко, движения чересчур развязные. Или губы прыгают, теребит платье и не может отвечать. Как парализованный».
«Взрослым кажется, что дети не заботятся о своём здоровье: если за ними не смотреть, они повыпадали бы все из окон, поутонули бы, попали бы под машины, повыбили бы себе глаза, поломали бы ноги и позаболевали бы воспалением мозга и воспалением лёгких — и уж сам не знаю, какими ещё болезнями.
Нет. Детям совершенно так же, как и взрослым, хочется быть здоровыми и сильными, только дети не знают, что для этого надо делать. Объясни им, и они будут беречься. Нельзя только чересчур запугивать и слишком много запрещать. Если запугивать, они перестанут верить, а если очень уж стеснять, потеряют терпение и назло станут делать тайком как раз то, что запрещено».
«Один переоценивает себя, другой недооценивает. Бывает хищное самолюбие и достойная гордость. Я долго мог бы перечислять и всего не сказал бы. Вот почему в этой путанице трудно разобраться. И должен добавить, иногда мешают понять сами взрослые.
Один говорит:
— Я хочу, чтобы мальчик был такой, как я.
Во-первых, маленький не может быть таким, как взрослый. Во-вторых, и у меня, взрослого, есть свои недостатки, и я вот, например, совсем не хочу, чтобы у ребят были такие же недостатки, как у меня.
Другой говорит:
— Дети должны слушаться, мальчуган должен быть таким, каким я хочу и велю.
Во-первых, уверен ли я, взрослый, что я всегда прав, а во-вторых, может ли мальчуган, хотя и хотел бы, быть таким, каким мне нравится? Всегда таким?».