Дневной зной спал, и зеленый дворик, окруженный с четырех сторон типовыми пятиэтажками, ожил. Весело зазвенели голоса детворы, на лавочках расселись посплетничать старушки.
В сторонке за кустами сирени расположились игроки в домино. Они сидели на двух лавочках за столом, сочиненным из куска фанеры, положенного на урну, и с упоением стучали костяшками. Каждый удачный ход сопровождался радостными возгласами. Наблюдатели и ожидающие своей очереди играть стояли вокруг.
Здесь завсегдатаи общества за веселой игрой и пивком любили поговорить за жизнь, обсудить вопросы внутренней и внешней политики, общественной жизни. В общем приятно проводили время.
Сегодня разговор велся о женах. Речь держал один из игроков, мужичок неопределенного возраста и помятого вида, в легком подпитии.
- Вот, чё она ко мне цепляется, - разглагольствовал он. - Ну, выпиваю. Имею право, потому, как я - мужчина. А она - баба. Она должна детей воспитывать, стирать, готовить и меня веселить. А она, как приду выпивши, так и пилит меня весь вечер.
Вокруг раздалось несколько сочувственных междометий. Некоторое время игра продолжалась молча.
- А я думаю, если женщину уважать, то она тоже по-другому к тебе относиться будет, - произнес вдруг один из зрителей. Обычно он не вступал в дебаты, поэтому головы общества с интересом повернулись к нему.
Это был мужчина на вид лет пятидесяти, небольшого роста, худощавого телосложения. Русые волосы, аккуратно подстриженные, имели местами тенденцию к поредению. Черты лица, не смотря на некоторую мелкость, носили приятную правильность. Самыми примечательными во всем облике были, пожалуй, серо-голубые глаза, которые, когда он начинал говорить, оживали и излучали теплый свет. Одет наш герой был в светлую клетчатую рубашку с коротким рукавом, не новую, но выстиранную и отглаженную заботливыми руками, Такие же светлые летние брюки и кожаные сандалеты.
- Вот, мы с моей Катериной Ивановной живем душа в душу, - продолжал он, немного смущаясь всеобщего внимания. - А знаете, какая у меня Катерина Ивановна? Она и красавица, и умница, дома - чистота, готовит - пальчики оближешь. А уж как любит меня! Даже на итальянский манер называет (она у меня итальянский язык учит).
Спектр взглядов расширился от восхищенных до недоверчивых.
- Что, и даже никогда не ругается? - спросил кто-то.
- Ну, иногда бывает, пошумит немного. Даже кухонным полотенцем может огреть, если что-нибудь не так сделаю. Но это так, для порядка. А вообще она у меня смирная. Как скажу, так и делает.
Общество загудело, переваривая услышанное.
В этот момент распахнулось окно на третьем этаже, как раз над головами игроков. В нем возникла особа необъятных размеров, про каких в народе говорят "коня на скаку остановит", и сочным контральто пропела:
- Кобелино-о! Домой! Ужин на столе.
- Во, - радостно заулыбался наш рассказчик. - Слышали? По-итальянски. Пойду ужинать.
Все застыли с открытыми ртами. Домино было забыто, пиво - тоже.
Где ты такую нашел? - первым опомнился от изумления сосед справа.
- В консерватории. Катерина Ивановна там работает.
Теперь уже все взгляды выражали неподдельное уважение и восхищение.
- А как ты попал в эту самую консерваторию, как познакомился? - продолжал допытываться сосед.
- Так я там - электриком. Пошел по заявке выключатель чинить, а Катерина только полы намыла. Я подскользнулся и упал. Брюки порвал, шишку набил. Катя меня пожалела, к себе привела, чаем напоила, брюки зашила. Так и познакомились.
Тут из знакомого окна вновь зазвучало контральто, но уже с грозовым оттенком:
- Кобелино, я что сказала! Домой! Престо, престо, если не хочешь пиццикато на голове!
- Лечу, Катюша! - крикнул он в ответ и, повернувшись к обществу, развел руками. - Все. Пошел, а то и вправду в волосы вцепится. Она может.
И счастливый супруг легкой рысью затрусил к подъезду.
-