Позиционная война
На работу он пришёл не к восьми, как обычно, а к девяти – по расписанию. В этот день он не бегал как угорелый с колодами перфокарт, а сидел тихо, уставившись в одну точку. Для сотрудников, заглядывавших в комнату, эта его неподвижность и молчание были такими необычными, что они спрашивали на бегу:
– Что с тобой, Веня? Случилось что?
Веня не отвечал, и они убегали по своим делам. За чаем Веня долго размешивал в своей чашке сахар, который он забыл туда положить. Палыч сидел прямо напротив него. Веня вглянул ему прямо в глаза, выдохнул решительно воздух и спокойно сказал:
– У меня есть вопросы.
Сразу наступила тишина, ибо всем было видно, что с Веней происходит что-то необычное. Откуда-то изнутри его попёрли слова, которых ещё минуту назад в нём не было. Слова эти появлялись сами по себе, без всякого напряжения мысли, как будто Веня был куклой-чревовещателем:
– Я вчера Гамлета по телевизору смотрел. Тот всё один вопрос никак не мог решить. Удивительно, что в точности такой вопрос и меня давно сверлит. Думал я, думал, и решил: «Быть!». А вопрос такой. Я вот в лаборатории уже неплохую должность занимаю – инженер. А что если бы я ту же самую работу проделал и внедрил, но по должности был бы лаборантом. Какую премию мне тогда бы отвалили от щедрот хозяйских? На самом деле, дело вовсе не в деньгах, или не только в них. Если бы меня только деньги интересовали, этот разговор я завёл бы до того, как премию получили, а не тогда, когда её давно уже оприходовали, да и не с вами, а наедине с начальником. Сейчас меня больше интересует, что вы все по этому поводу думаете. Мы ведь с вами столько застолий отпраздновали, пели до хрипоты и плясали до упаду, а теперь я не знаю, как же нам в глаза друг другу дальше смотреть.
Палыч покраснел, отвёл взгляд и начал нервно теребить салфетку. Другие сотрудники тоже молчали, уставив взгляд в пол.
– Да вы не переживайте, ребята. Это я так, к примеру сказал. На самом деле я знаю, что сейчас вы допьёте свой чай, разойдётесь по рабочим местам, и ничего ровным счётом в жизни не изменится.
После этого Веня встал и вышел из комнаты, осторожно затворив за собой дверь. Так же неторопливо он повесил на плечо свою сумку и пошёл домой напрямик через лесок, в середине рабочего дня. Впервые за последний год. Дома он молча сидел на диване. Ничего не хотелось делать, и ни одна мысль не возникала у него в голове. Только тишина и пустота. Сын был в садике, дочь в больнице, жена на работе.
Через полчаса раздался звонок. Веня отпер дверь. На пороге стоял растерянный Палыч. Веня молча махнул ему рукой на диван, а сам остался стоять. Палыч помолчал, собираясь с мыслями, потом начал свою речь:
– Ну так тоже нельзя, Веня. Что же ты при всей лаборатории начал митинговать? Пришёл бы ко мне в кабинет, мы бы чего-нибудь придумали.
Веня молчал.
– Да пойми ты, чудак, на любом заводе главный инженер получает больше токаря, а токарь первого разряда больше токаря третьего разряда. Система такая, не мы её придумали.
– Я это понимаю. Но чем же токарь первого разряда отличается от токаря третьего разряда? В отличие от Вас, Калерий Пвлович, я именно на производстве уже успел поработать. Я так думаю, токарь первого разряда либо работу делает настолько квалифицированную, с которой токарь третьего разряда не справится, либо они точат одни и те же гайки, но токарь первого разряда выточит гаек за смену в три раза больше и с меньшим браком, чем токарь третьего разряда. Если это не так, то токарю первого разряда нужно срочно понизить разряд и тарифную ставку на две планки.
Разговор тот так и не получился, и Палыч ушёл, сердито надвинув кепку на лысеющую голову. Как Веня и предполагал, все сделали вид, что ничего не произошло. Только Веня теперь не выходил пить с сотрудниками чай. Не ходил он к ним и на дни рождения, и на другие праздники, а когда начинали праздновать в лаборатории, он уходил со своими бумагами в читальный зал библиотеки. Впрочем, время в любом случае сглаживает углы. Работа снова захватила Веню привычным чередом, и времени для посторонних мыслей у него уже не было. С сотрудниками он здоровался, а в остальном всё оставалось по-прежнему.
Однажды начальник заглянул к нему в комнату:
– Зайди, Веня.
В кабинете начальника сидели два мужика. Один из них, коротенкий и плотный с чёрными кудрявыми остатками волос, другой сухой, как палка.
– Вот знакомьтесь. Вениамин, наш ведущий сотрудник. А это представители НПО «Гириконд» из Ленинграда, Самуил Лазаревич и Николай Степанович. Ты, Веня, всё время жалуешься, что один работаешь, помощников к тебя нет. А заказчики передают нам две ставки, ну, и премиальный фонд. Их интересуют расчёты трансформаторов и высоковольтных изоляционных конструкций. Тебе и карты в руки. Ну что, берёшься?
Веня прикинул: скажи сейчас «нет», тебе всю оставшуюся жизнь тыкать будут: «Предлагали. Сам же отказался». Скажешь «да», значит, кроме предыдущего договора, придётся ещё один тянуть, потому что пока помощников подготовишь, тема давно уже закончится. Впрочем, к работе ему было не привыкать, и Веня сказал:
– Да.
– Ну вот и ладненько, ну вот и славненько.
Через час заказчики, подписав у начальства все необходимые бумаги, пришли к Вене и расстелили на его столе обширные листы с чертежами своих установок. Работа началась. Теперь междугородних звонков на работу и домой стало в два раза больше. Впрочем, технически работа была не сложной и даже рутинной. Добавок к зарплате от этой темы не было, но Вене дали помощницу Олю. Тихую девочку с грустными глазами. Как-то между делом выяснилось, что через три недели она уходит в декретный отпуск, поэтому Веня молча дал ей в руки учебник по Фортрану, и больше о ней не вспоминал. Веня успел съездить в Ленинград и внедрить свою программу на НПО «Гириконд». Контора эта располагалась где-то на задворках. Вокруг громоздились огромные кучи мусора.
Деньги пришли к самому концу года. Веня проходил мимо доски приказов и задержался, чтобы просмотреть свежие новости. Аккуратный листок на бланке института извещал, что в связи с успешным внедрением научных разработок на предприятии «Гириконд» выплатить премию следующим сотрудникам лаборатории... Далее шёл список сотрудников Вениной лаборатории в полном составе. Не хватало только одной фамилии. Угадайте с трёх раз, какой?
Веня не обиделся. Обидеть или удивить его теперь было оч-чень трудно. Он только задал себе вопрос: «Зачем?». Подумав минуты две, ответил сам себе:
– Ты внёс смуту и раздрай в лабораторию. Представь себе, кто-то подбивает команду корабля к бунту. Как должен поступить капитан? –Правильно, выбросить революционера за борт. Наши гуманные советские законы не предусматривают немотивированное увольнение сотрудника, успешно выполняющего производственные задания и публикующего статьи. Да и профсоюз не позволит. Значит, тебе прямо намекают: «Уходи сам, парень. Здесь тебе фарту не будет».
Такие мысли Веню даже рассердили: Почему это я должен уходить? Мне здесь нравится очень даже. Это ведь не помещичья вотчина, и я не крестьянин на оброке. Это моя страна, мой институт. Кому не нравится, пусть уходят, а я погожу.
Вечером Вене, как обычно, позвонили домой заказчики из Ленинграда, спрашивая какую-то ерунду. Веня ответил им кратко:
– Я тут у входа в институт приказик видел, в котором все сотрудники лаборатории, кроме меня, премированы за успешное внедрение. Приказик этот я понял так, что начальник решил: «Хватит заниматься кустарщиной! Теперь эту тему мы будем делать всей лабораторией, освободив Веню для исполнения своей основной темы». Поэтому, друзья, по работе мне теперь не звоните, а телефон начальника вы и сами знаете.
Наутро Веня написал служебную записку на имя директора института, в которой он просил освободить его от дополнительной работы по договору с предприятием «Гириконд» в связи с сильной загруженностью по теме, идущей по постановлению Совмина, как особо важная тема, и под контролем ВПК, в коей он является ответственным и единственным исполнителем. Он сам отнёс эту служебную в приёмную директора и передал секретарше.
После обеда начальник вызвал по телефону Веню в свой кабинет. Он был в страшном возбуждении, лицо его пошло красными пятнами. Палыч положил перед Веней две телеграммы на имя академика, директора института. Обе были на бланке «Срочная. Правительственная». Такой бланк Веня видел впервые в своей жизни. Одна телеграмма требовала (!) немедленно направить на НПО «Гириконд» сотрудника института для сдачи темы по третьему этапу работ. Вторая столь же категорично требовала представить в кратчайшие сроки документацию – «Руководство пользователя пакета программ».
– Собирайся, Веня, завтра ты летишь в командировку в Ленинград для внедрения.
– Ну что Вы, Калерий Палыч. Во-первых, руководство это ещё нужно написать и оформить в соответствии с требованиями ГОСТа. Как Вы думаете, сколько времени в среднем занимает написание Руководства, за которое Вас не уволят с работы немедленно? Лично я думаю – полгода, как минимум. Во-вторых, из приказа на премию я так понял, что работа делается всей лабораторией под Вашим личным руководством, поскольку себе Вы выписали максимальную сумму премии. Давайте спросим директора, может ли он приказ сей интерпретировать каким-либо иным образом, и следует ли из приказа, в котором нет моей фамилии, что именно я являюсь в этой теме ответственным исполнителем? А, кроме того, моя служебная с просьбой освободить меня от излишней нагрузки уже лежит на столе у директора, и я жду его решения.
Веня уже понимал: теперь это война, в которой в плен не берут. Впрочем, именно этот приказ сыграл иную роль, чем это задумывал Палыч. Ребята лаборатории хоть и брали незаработанные ими деньги, но совесть у них была. По крайней мере, у некоторых. Может быть даже эти некоторые и высказывали какие-то крамолные мысли вслух.
Через месяц, когда Веня стоял в очереди за зарплатой, Галя сказала ему с досадой:
– Знаешь, Веня, дело не в том, хороший или плохой у нас начальник или сотрудники. Проблема в том, что таково общество в целом, и пока ты не защитишь диссертации, за твой труд будут получать другие.
Веня тогда не обратил внимания на тот интересный момент, что в число «других» в ходит и сама Галя. Его поглотила другая мысль. Придя домой и сев на свой коронный диванчик, Веня сказал вслух:
– А что? Ведь в этой фразе есть определённый смысл. Вот ты, к примеру, можешь о себе чёрт знает что думать. Тебе ведь прямо сказано: «Если ты не говнюк распоследний, покажи нам, на что ты способен. Работу каждый может сделать, ты диссертацию защити.
Веня вовсе не верил, что защита диссертации изменит что-либо радикально, но ему объяснили правила игры, и он должен в этой игре выиграть, даже если он презирает эту игру и её мошеннические правила.
Потом он подумал: «Кстати, почему в лаборатории, которая существует более десяти лет, нет ни одного защитившегося, кроме начальника? Тут либо занимаются ерундой, на которой не защитишься, либо начальник тормозит их и гребёт всё под себя». Первую версию он решительно отбросил, ибо в лаборатории уже не чувствовал себя новичком. Ребята были далеко не глупые. Сама мысль о защите ему раньше совершенно не приходила в голову. Он полагал, что придя в лабораторию последним, ему последним или одному из последних и защищаться следует, иначе это будет даже не бунт на корабле, а третья мировая война. Но в текущей ситуации Вене терять было просто нечего, и мысль эта не казалась ему такой уж глупой.
Когда-то Веня был судовым радистом, и потому он профессионально печатал на машинке всеми десятью пальцами. Так, как-то незаметно, без шума, страничка за страничкой, Веня за месяц напечатал диссертацию, благо материала у него было уже выше крыши. Морозным мартовским утром он вынул из своего портфеля канцелярскую папку с тесёмками и положил её на край стола. Когда начальник заглянул зачем-то, Веня задержал его:
– Извините, Калерий Павлович, я тут накорябал кое-что. Не могли бы Вы ознакомиться?
Начальник удивлённо потянул вверх тесёмку и, открыв папку, прочитал первую страницу. Слов в ней было немного. Ключевая фраза начиналась словами «Диссертация на соискание учёной степени кандидата физико-математических наук по специальности...». Автором значился Веня, а научным руководителем его начальник, который до настоящего момента даже не подозревал ни о диссертации, ни о своей в ней роли. Палыч не изменился в лице и не произнёс ни слова. Он сунул папку под мышку и вышел.
– Ну вот, – подумал Веня, – теперь годами читать будет, потом так же годами будет советовать букву «а» изменить на «о», а график 14 перенести на страницу 18, хотя каждая такая правка потребует перепечатки как минимум двадцати страниц.
Каково же было удивление Вени, когда ровно через четыре дня начальник позвонил ему вечером домой, и речь его была невероятно краткой:
– Я тут... прочитал э-э... твой труд. Как принято говорить на собраниях, можно принять за основу. Давай, действуй!
Когда начальник положил трубку, Веня ещё минут пять в растерянности слушал телефонные гудки. Он решительно ничего не понимал. Что значит, «давай, действуй!»? Сам-то он полагал, что свои действия он написанием диссертации, в основном, закончил, и теперь действовать должен научный руководитель, который должен найти ему оппонентов и представить диссертацию на Учёном Совете института, ибо за всю историю Академии Наук ни один из соискателей не представлял диссертацию самолично. Если бы он сделал так, он заработал бы себе репутацию самозванца Гришки Отрепьева. Но уже через несколько минут Веня сообразил, что заключительную фразу начальника следует понимать так: «Если ты такой умный, действуй, а мы тем временем посмотрим, чем это закончится. У нас ведь не горит». Оппонентов нужно не менее двух, причём один из них обязательно должен быть доктором наук. С кандидатом хлопот особых не было, но докторов в знакомых у Вени тоже не было, поэтому он пришёл к приятелям в ИЯФ. Они нашли ему доктора, который, прочитав Венину диссертацию, согласился оппонировать.
Когда Веня через два дня положил перед начальником фамилии оппонентов и краткий список их трудов, начальник ткнул прокуренным пальцем в фамилию доктора и сказал:
– Нам этот не подойдёт.
– Но почему?
– Дак ведь он это... не по профилю.
– Ну что Вы, я его труды внимательно прочитал. Именно по профилю. Да Вы сами смотрите название его статей из списка трудов.
– Ну тогда... директору института и, одновременно, председателю Совета по защитам не понравится, что оба оппонента чужаки. Надо хоть одного взять их нашего института, а то они явятся на защиту и начнут валить. Только потому, что ты их проигнорировал.
Тогда Веня сказал, уже с трудом сдерживая себя:
– Мне подходит любой оппонент, да хоть чёрт с рогами, лишь бы он выполнил свою функцию оппонента. Не нравятся Вам мои оппоненты, давайте своих.
Вот тогда и началась настоящая волокита. Начальник обещал поговорить то с одним специалистом, то с другим. Сам он разговор никогда не продолжал, и Веня, выждав для вежливости полтора-два месяца, подходил к нему:
– Ну как?
– Что как?
– Я спрашиваю, как с оппонентами?
– Ах, с оппонентами!.. – начальник удивлённо разводил руками, как бы только что вспомнив о каком-то давнем и забытом напрочь деле, и выдавал то одно, то другое объяснение, согласно которому следовало, что лично им проведена большая подготовительная работа, которая, к сожалению, проделана впустую, потому что: один оппонент, прочитав диссертацию, сказал, что он не специалист в этой области; другой неожиданно уехал в заграничную командировку; третий...
Веня прекрасно понимал, что при наличии даже весьма скромного воображения, число таких вариантов можно продолжать до бесконечности. Он никак не высказывал неудовольствия или нетерпения, и только говорил:
– Ну хорошо, поищите следующего.