Зимнее утро, лениво поднимаясь, зацепилось за бархатную грудь сопки и, лизнув её розовым языком, чуть осветило небо. Под ногами скрипел недавно выпавший снег, скрывающий под колючей шерстью гладкую спину наледи. Мы остановились возле старой обшарпанной пятиэтажки.
- Кажется, пришли,- сказал Антон, подойдя к двери подъезда.
Дверь хрипло прорычала, показав коричневые язвы на грязных, давно некрашеных голубых панелях. Спёртый воздух щекотал нос, из разбитых ступеней кое-где выпирали рёбра арматуры, в углах в пыли валялись окурки. Мы, молча, поднялись на третий этаж. Антон постучал в дверь.
Из- под двери выползло недовольное: «Кто там?»
- Вы просили ремонт ванны сделать. Вот мы пришли объём работ посмотреть,- сказал я.
Дверь открылась и перед нами предстала сухощавая старушка в цветастом голубом халате и синих шлёпанцах, явно не её размера, с ярко рыжими крашеными волосами.
- Ну, проходите. Вон ванная комната. Идите, глядите.
Мы прошли по коридору. Антон отрыл двери ванной комнаты и, оценивающим взглядом оглядев её, сказал:
- Работы тут тысяч на сорок. Придётся повозиться недели две как минимум. Стены надо ровнять, плитку старую убирать, трубы менять, смесители ставить.
Он посмотрел на меня, я в знак согласия утвердительно кивнул головой.
- Это ещё дёшево, другие по пятьдесят за такую работу берут,- поддержал я Антона.
Она, оглядев стены ванной комнаты с кое-где отвалившейся керамической плитой, кишку полотенцесушителя, сваренную из труб, ванну, покрытую ржавчиной и трещинами, унитаз, который, кряхтя, держал на себе давно не работающий старый чугунный бачок, не стала торговаться.
- Ну, вот и ладненько,- задумчиво сказал я, гуляя взглядом по не знавшим ремонта стенам.
На меня глядело убожество. Нищета, раскорячившись, сидела на унитазе, издавая неприятный запах. Висевшее над унитазом круглое большое зеркало, выдавило из меня улыбку. «Надо же, зеркало над унитазом! Вот чума! Первый раз вижу», подумал я.
Старушка умоляюще поглядела на нас, и тихо сказала:
- Да вы только в порядок всё тут приведите, плитку положите, ванну, унитаз замените, да и умывальник тоже, у меня и деньги есть. Не откажите уж.
- Ладно, сделаем,- деловито произнёс Антон и со знанием дела принялся мерить стены и записывать в записную книжку.
Достав калькулятор, он принялся всё подсчитывать и наконец, перестав давить на кнопки, поднял глаза и, выдохнув, сказал:
- Всё. Бабуль, одевайтесь, поедем материалы покупать.
- Какая я тебе бабуля! Зовите меня Анной Львовной,- обиженно пробурчала старушка, одевая, старый чёрный пуховик.
Мы вышли на улицу. По синему хрусталю неба, наполненному морозом и холодным светом, медленно катился заледеневший круг солнца. У дороги стояли вряд плечом к плечу, как соратники, одинаковые серые пятиэтажки. Дворы были почищены. У мусорных баков суетился дворник, собирая мусор и бросая его в бак. Мы дошли до остановки, сели в автобус и поехали в магазин.
Купив все материалы, в том числе голубую плитку, как того хотела Анна Львовна, мы вернулись домой.
- Что стоишь, давай раздевайся, работать надо, а то так будем копошиться, и за месяц не управимся,- пробубнил Антон, глядя, как я замешкался у порога.
- Давай сначала воду перекроем, ванну вынесем, чтобы не мешала, умывальник, а потом уже начнём плитку снимать,- предложил Антон.
Я согласно мотнул головой.
Мы отключили воду, сняли смеситель, и потащили ванну. Она была тяжёлой и мы, пыхтя, про себя покрывая её ржавое нутро матом, вытащили её в коридор, потом на улицу. Вернувшись, мы с удивлением обнаружили в самом углу, под стоявшей недавно ванной, свёрток, заросший шерстью пыли. Я быстро подошёл, подняв, раскрыл его и удивлённо уставился на содержимое. В куске клеёнки, замотанный в пожелтевшую промасленную тряпку, лежал пистолет. Поблёскивая чёрной поверхностью, он смиренно хранил чужую тайну. Ко мне подскочил Антон.
- Ого! Так это же макарыч! Дай подержать,- попросил он, с любопытством оглядывая находку.
- Нашёлся всё-таки! Вот Стёпка, паразит, клялся, что ничего в мой дом не притащит! Я думала, с чего это у меня обыск решили провести? Слава Богу, ничего не нашли. Может, ещё чего тут найдёте, так мне скажите. Стало быть, должно ещё здесь кое-что быть,- послышался за спиной голос Анны Львовны.
Я, вздрогнув, обернулся и увидел её улыбающееся лицо. Оно стало вдруг светлым не то от улыбки, не то от нахлынувших воспоминаний.
- Анна Львовна, а что мы ещё должны найти?- с любопытством спросил Антон, заглянув в серо зелёную муть её глубоких глаз.
- А тебе что за интерес? Сама не знаю что, может золото? Вроде как тогда «ювелирку» ограбили. Стёпку, дружка моего, тогда в милицию забрали. Больше я его не видела. Дай-ка мне пистолет, я его спрячу от греха подальше,- строго сказала она, обращаясь ко мне.
- А может, вы мне его подарите? Вам-то он зачем?- спросил я, крепко сжимая ручку пистолета.
- Ишь ты, какой прыткий! Подари ему! Он денег стоит,- сказала Анна Львовна, сердито выхватив его из моих рук.
- А за работу можно?- неуверенно спросил я.
- За работу? Нет у меня такой работы, ведь он таких денег стоит! Хотя как посмотреть, лучше хоть какие-то копейки за него получить, но с другой стороны не пожалеть бы об этом. Ладно, поживём, посмотрим,- ответила она, крутя его в руках.
- Хорошо, посмотрим,- согласился я.
- На черта тебе этот пистолет? С кем воевать собрался? Ну, ты Серёга и дурак! Проблем хочешь!- выпалил Антон, удивлённо уставившись на меня.
- Мужчину всегда привлекало оружие,- возразила Анна Львовна и, удалилась в комнату, закрыв за собой дверь.
Я с завистью посмотрел на Антона, на его ладную спортивную фигуру. «Ты вон какой – скала. Я супротив тебя комар, который жужжит, пищит, свалить не свалит, ну уж, а кровушки то попить может. С виду мал, а противен», подумал про себя я и, усмехнулся, глядя, как Антон огромными ручищами открывал ящик с инструментами. Он был высокого роста, коренаст, коротко стриженные тёмные волосы топорщились на затылке.
- Слышишь, Антон, она что-то про золото говорила, может оно где-то здесь под плиткой спрятано,- прошептал я, с опаской обернувшись на старую дверь, окрашенную белой краской.
За дверью была тишина. «Хоть бы телевизор включила», подумал я. Антон поднял голову и, облив меня темнотой карих глаз, сердито произнёс:
- Если бы оно здесь было, так бы она тебе про него и рассказала! Ну, какое здесь золото! Среди этой нищеты и рухляди разве что тараканов найти можно. Ты что стоишь? Давай умывальник снимай, да тащи на улицу. Не на блины пришёл.
Я, прищурившись, прицелился и метнул взгляд в его согнутую спину. «Есть скала - раз, один выстрел, и нет скалы, и силы большой не надо», подумал я, послушно приступая к работе. Я вытащил умывальник на улицу и вернулся в квартиру.
Приоткрыв дверь комнаты, в которой растворилась Анна Львовна, я увидел её сидевшую на новеньком диване, покрытым клетчатым пледом. Я глазами обвел чистенькую комнату. У стены стоял старый сервант, в котором как в автобусе в час пик, теснилась посуда, к нему с любовью прижался шифоньер с большим зеркалом, в зазеркалье которого поселилась тайная жизнь Анны Львовны. Старые давно не крашеные полы глотали шаги, пряча в щелях их тоскливый глухой стук. В углу на комоде стоял старый громоздкий телевизор с небольшим экраном, рядом с диваном стоял небольшой стол, застеленный голубой скатертью.
- Хозяйка, дайте какую-нибудь тряпку унитаз накрыть,- крикнул я.
- Не кричи, не глухая,- недовольно пробормотала Анна Львовна.
Она, молча, поднялась с дивана и направилась к узкой двери, ведущей в кладовку. Выйдя из кладовки, хозяйка подала мне кусок простыни и поплелась к дивану. Я вздохнул, взял тряпку и пошёл в ванную, где зубилом и молотком работал Антон. Я накрыл унитаз тряпкой и, взяв молоток, стал осторожно простукивать плитку.
- У тебя что, «крыша» поехала?- усмехнувшись, спросил Антон. – Следопыт, мать твою.
- А что если найдём?- предположил я, беря в руки зубило.
- Ну, ну, ищи,- с сарказмом произнёс Антон.
В скором времени я убедился, что он был прав. Золота под плиткой не было. В куче раствора, пыли и разбитой плитки, корчась, лежало моё разочарование. Мы собрали мусор в мешки и, попрощавшись с хозяйкой, забрали их, и вышли на улицу. Оставив мешки у мусорных баков, мы пошли домой.
Антон жил со мной в одном доме, только в другом подъезде. Жил он с матерью, отца у него никогда не было. Мать он очень любил и жалел. Брался за любую работу, лишь бы без дела не сидеть и что-нибудь заработать. А я жил с отцом, мать померла три года назад, отец пить начал. Ушёл бы из дома, да некуда, вот если бы мне это золото найти. Я попрощался с Антоном, и вошёл в подъезд, пропахший бродячими котами и дымом сигарет. Подойдя к двери, я хотел вставить ключ в замочную скважину, но он упирался и никак не хотел открывать дверь. Я стал кулаком стучать в дверь. Наконец дверь открылась, и я увидел отца, который шатаясь, стоял у двери, опираясь на косяк.
- Ты что, пришёл? Ну, заходи, коли денег принёс. Ещё бы сто грамм и всё,- растягивая слова, сказал он.
- Иди спать, хватит тебе уже,- отрезал я и, раздевшись, прошёл в кухню.
Я налил себе борща, подогрел, и начал есть, а перед глазами плавали бриллианты. Отражаясь в зеркале души, они поднимали тайное желание овладеть ими. Помыв за собой посуду, я долго глядел в окно, в темноте которого тонул уходящий день, забрызгав облака ржавчиной холодного света. Тишину разорвал голос отца:
- Сходи сынок, купи отцу шкалик.
- Ладно, давай деньги, схожу, всё равно не отвяжешься,- недовольно буркнул я.
Он сунул мне в руку помятую сторублёвку и медленно, качаясь, пошел в штормящее море своей бесконечной печали, которую он хотел утопить в бутылке водки.
Я вышел из дома и вскоре вернулся. Из спальни доносился храп отца. «Угомонился, значит», подумал я, снимая куртку. Я прошёл в кухню налил себе стопку и, выпив, поморщился, затем отщипнул от булки ноздреватый кусок хлеба и, понюхав, положил его на стол. Душа просила покоя. Вымыв посуду, я направился в спальню и бухнулся в цветастое, давно не стираное облако мятой постели. Храп отца вгрызался в тишину как отбойный молоток в стену, не давая мне уснуть.
Из серости дней выпрыгнула тоска и стала играть клубком моей души, а когда ей наскучило, улеглась подле, и до утра уснула под боком. В окно глядела луна, разливая тусклый свет по всей округе. Бабкино золото не выходило из головы. Мысли о нём оседали в моём сознании как накипь на чайнике. Откуда-то выползла вскормленная завистью, жадность и стала стучать в тёмные окна моей души, потом пролезла в приоткрытую форточку и улеглась в уголке. Я закрыл глаза. «Всё равно я найду золото. Надо искать там, где бабка не убирает и что не двигает», подумал я, и провалился в зыбкое болото предутреннего сна.
У края рассвета ходило время, не уставая сбрасывать настоящее в бездну прошлого. Замелькали дни как остановки, за окном идущего поезда. Я больше не вспоминал о пистолете. Анна Львовна каждое утро поила нас чаем, а потом мы начинали работу. Работа продвигалась быстро. На пол мы уже положили плитку. Блестела новизной плитка на стенах, потолок мы покрасили водоэмульсионной краской. Антон, поглядев на дырку под потолком, поморщился.
- Слышишь, Серёга, я купил вентиляционную решётку, давай
поставь, а то эта дыра весь вид портит.
Я поднял глаза, и горячая волна догадки обдала меня до пят, «Вот оно где золото, как же я раньше не сообразил», подумал я. Меня охватило волнение. Уняв в руках дрожь, я встал на стул и просунул руку в открытую пасть вентиляции. Пустота укусила меня за палец. Я разочаровано хмыкнул, и быстро установив решётку, слез со стула. По лицу пробежала обида, оставив в глазах влажный холодный след.
- Ты что такой расстроенный?- спросил Антон.
- Да так, ничего,- ответил я, рисуя на глазах улыбку.
Анна Львовна, выходя из кухни, остановилась у дверей ванной комнаты, осматривая её с довольной улыбкой.
- Молодцы, аккуратно всё сделали. Ванную прямо не узнать,- протараторила она.
- Анна Львовна, мы завтра заканчиваем работу. Сегодня установим ванну, а завтра всё остальное, так что расчёт готовьте,- сказал Антон хозяйке.
- Хорошо. Как закончите, так и расчёт будет,- пробормотала она, и неспешно пошла в комнату.
Мы установили ванну, и пошли домой. Целый вечер я смотрел телевизор, а потом пошёл спать.
Ночь я спал плохо. Сквозь тьму я увидел худое изрезанное морщинами лицо Анны Львовны. Она подняла руку, и холодное дуло пистолета нацелилось мне в лицо, потом она швырнула пистолет к моим ногам и громко рассмеялась. Я вытер со лба холодный пот и широко открыл глаза. Тьма поглотила видение. Тревога прыгнула ко мне в постель и, прижалась к моей душе, не собираясь уходить. Я долго ворочался и, наконец, задремал.
Утро на меня навалилось холодной тьмой и рёвом будильника. Я встал, привёл себя в порядок, оделся, и вышел на улицу. С облака спрыгнула пухлощёкая луна, как падшая пьяная девица и медленно поползла к краю тьмы, где её дожидалась старуха ночь. Мороз лез в рукава, щипал за щёки, холодил нутро. Я шёл по дороге, давя под ногами белую саранчу снега. Фонари лили свет на горбатые сугробы, крепко обнимающие их замёрзшие ноги. Завернув за угол, я увидел во дворе фигуру Антона. Он стоял у подъезда, ожидая меня. Поравнявшись с ним, я спросил:
- Привет. Что не заходишь?
- Да хозяйки дома нет, жду, когда придёт.
- А может она нас кинула, платить не хочет? Всегда была, а сегодня её нет!- возмутился я.
- Ты погоди бухтеть, может, случилось чего.
- Ага, случилось! Пришёл день оплаты за проделанную работу,- недовольно возразил я.
- Да нормальная она бабка. Смотри, это не она идёт?- сказал Антон, кивая в сторону идущей к нам старушки.
- Да, вроде, она. Слава Богу,- выдохнул я.
К нам подошла Анна Львовна и виновато сказала:
- Вы извините меня, ребята. Подруга у меня сильно заболела. Нет у неё никого, так что я решила ей помочь, поухаживать за ней. Вот возьмите ключ, и работу заканчивайте, а я к обеду приду.
Она подала ключ Антону. Он нерешительно взял его и, повертев его в руках, спросил:
- Точно этот? Какой-то он кривой.
- Да нормально он открывает. Ну, что стоишь? Иди. Брать у меня всё равно нечего, ценностей не имею, а этот хлам и даром никто не возьмёт. Ступайте уже, а то холодно на улице стоять,- сказала она и растворилась в редеющих сумерках.
Мы поднялись на третий этаж, открыли двери и вошли в квартиру. Я стал внимательно обшаривать глазами аккуратно прибранную небогатую комнату.
- Давай быстро всё установим, а потом что хочешь, делай,- сказал Антон, снимая куртку.
- Как скажешь,- буркнул я, и мы принялись за работу.
Мы быстро установили унитаз со смывным бачком, умывальник со смесителем, потом всё проверили, протечек нигде не было, всё прекрасно работало.
- Хорошо-то как. Как было и как стало!- воскликнул я, подмигнув Антону.
- Ладно, иди, отдыхай, а я чай поставлю,- сказал он, направляясь на кухню.
Я вошёл в комнату и осмотрелся, потом подошёл к шифоньеру, открыл дверцу, внизу стояла обувь, а на плечиках висели: старая болоньевая куртка, серый плащ и выгоревшая коричневая цигейковая шуба. Им было просторно, они не жались друг к другу от тесноты, а вальяжно висели, храня стойкий запах дешёвых духов. Я стал шарить по карманам, и ничего не найдя, хотел было закрыть дверцу, но обратил внимание на вывалившийся язык ботинка, как бы дразнивший меня. Я поглядел на рядом стоявшие старые покрытые морщинами, как лицо хозяйки, сапоги, взял один из них, и засунул руку внутрь, там ничего не оказалось, тогда я взял второй, а в нём к великой моей радости был пистолет. Я быстро вытащил его и сунул в карман. «Зачем Антону говорить! Бабка если и заметит, то в милицию не пойдёт», подумал я, и закрыл дверцу.
- Слышишь, Серёга, тебе «Доширак» заварить?- донеслось из кухни.
- Как-будто у меня выбор есть,- буркнул я, и лихорадочно стал метаться по комнате, заглядывая во все углы.
Зайдя в кладовку, я пересмотрел все коробки, вёдра, перетряс весь хлам и, ничего не найдя, сел на диван. Потом взглядом обшарил потолок. Я взял табуретку, поставил напротив старой люстры с пожелтевшими плафонами и, взобравшись на табуретку, осмотрел её. Пустота, оскалив пустой рот, показала мне кукиш.
«Да где же оно, это проклятое золото?» задал я себе вопрос. Я посмотрел в окно, моё отражение растворилось в свете дня. Я вдруг обратил внимание на карниз. Он был сделан из металлической трубы, окрашенной серебрянкой. Шторы были повешены на крючочки приваренные к металлическим кольцам. «Топорная работа. Сейчас даже умельцы делают аккуратнее. А труба-то дюймовая», подумал я, решив заглянуть внутрь этой трубы. Радости моей не было конца. Я вытряхивал из трубы ценности и горячая волна охватывала меня.
- Ну что, следопыт, нашёл что-нибудь?- спросил Антон, зайдя в комнату.
- Кажется, нашёл,- ответил я, смакуя, не торопясь, гладя змеи цепочек, которые блестя чешуёй, развалились на свету, обвивая кольца, удивлённо таращившие на нас бриллианты глаз. Здесь были подвески, серёжки, браслеты, часы и все с этикетками. Антон потянулся к часам.
- Это всё моё. Не так уж и много здесь золотых вещей, и часы всего одни, так что делиться нечем. Извини, но тебе ничего не светит,- прошипел я.
- Ты что? Мне ничего не надо. Я возьму себе только эти часы, а ты всё остальное,- сказал Антон, разглядывая с любопытством часы.
- Положи! Не ты нашёл, не тебе и достанется!- выпалил я.
- Мне вообще то половина полагается, а я ведь по скромному прошу. Отдай часы и мы в расчёте. А то ведь я могу тебя ментам сдать. А что, за кражу сядешь,- спокойно сказал он.
- Ты что, по-хорошему не понимаешь! Говорю тебе, положи, козёл!- заорал я.
- Кто? Я? Да я могу тебя одним пальцем как клопа раздавить!- усмехнувшись, сказал он, метнув в меня наполненный ненавистью взгляд.
- Силёнки то хватит!- не унимался я.
Он резко схватил меня за плечи и со всей силы толкнул. В этот момент я машинально выхватил пистолет и, падая, не целясь, выстрелил. Я услышал, как с грохотом бухнулся на пол Антон, подобно срубленному дереву и замолк, удивлённо глядя в потолок. «А что, пистолет был заряжен?» подумал я. Вопрос выкарабкался из моего рта и утонул в луже крови. Сквозь алую пелену тумана я разглядел расплывчатое лицо Анны Львовны.
- Спасибо, сынок, что нашёл,- услышал я её шипящий голос, и выпрыгнул из окна зимнего морозного дня во тьму бесконечной ночи.
Анна Львовна стояла, держа в руках гвоздодёр, который я приготовил на случай вскрытия полов, и поставил у двери ведущей в комнату. «Зачем ей золото, ведь всё равно посадят», мелькнула мысль. Мне стало легко и ничего не жалко. Я лежал, тихо, не шевелясь, и ничего не прося. Жадность выползла из души и, смеясь, уползла в щель и пропала.