На небесах есть одна правда, а на земле – множество истин (Джонатан Сакс - раввин, английский лорд)
По мнению ряда историков, евангельские свидетельства об обстоятельствах суда над Иисусом являются противоречивыми и недостоверными. На самом деле, при более внимательном прочтении и сравнении этих описаний с древнееврейскими и римскими законами, оказывается, что это совсем не так. Формальные разночтения есть, но в большинстве случаев они скорее не противоречат, а дополняют друг друга.
Так, анализ исторической обстановки подводит нас к выводу, что члены синедриона пришли к Пилату вовсе не для формального утверждения своего приговора, в котором констатировалось нарушение Иисусом Моисеева закона. Они прибыли к Пилату для того, чтобы убедить его в необходимости осуждения Иисуса именно по римскому закону. Причем, судя по формулировке обвинения, приведенной евангелистом Лукой, – в необходимости осуждения по конкретному закону, который называют законом об оскорблении величия римского народа («lex majestatis»). И все это было, вероятно, просчитано первосвященниками Анной и Каиафой заранее.
В этой связи важно заметить, что суд в отношении лиц, которые обвинялись по этому закону, проводился публично. А такие процессы по римскому праву могли возбуждать только частные лица. Как правило, это делали деляторы (информаторы), избравшие выдвижение обвинений своей профессией и, по сути, являвшиеся профессиональными доносчиками.
Иудейские первосвященники прекрасно знали, что основанием для возбуждения дела по закону «lex majestatis» (и одновременно – выдвигаемым обвинением) являлся донос. Решение синедриона, облеченное в форму обвинительного приговора, в этом случае как раз и можно рассматривать в качестве такого доноса. Поэтому свидетельство И. Флавия о том, что Пилат распял Иисуса на кресте «по доносу первенствующих у нас людей» (Иудейские древности ХVIII, 3), является, по-видимому, точной фиксацией реалий того времени.
Изучение римских правовых норм, применяемых по таким делам, привело меня к совершенно неожиданному выводу о причинах произнесения Пилатом знаменитой фразы: «Что есть истина?» (Ин. 18:38).
Допрос Иисуса Пилатом в претории подробно описан лишь в Евангелии от Иоанна. В помещении они находились вдвоем. Если не считать переводчика, благодаря которому, возможно, и нам стало известно о содержании этого допроса. Нельзя, впрочем, исключать и того, что евангелист Лука смог ознакомиться с римским протоколом или его копией.
Пилат допрашивал Иисуса сам, поскольку квесторов, которые обычно вели допросы, у наместника, видимо, не было.
Иоанн писал: «Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то и родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем» (Ин. 18:33-38).
О чем этот разговор, и как он повлиял на изменение позиции Пилата?
Иоанн Златоуст отмечал, что Иисус своими словами о том, что Царство Его не от мира сего «уничтожил то, чего именно доселе страшился Пилат – уничтожил подозрение в похищении Им царской власти».
Такого же по сути мнения придерживаются и современные богословы. Их рассуждения в целом правильные. Но они не раскрывают в полной мере мотивацию действий Пилата. На самом деле он, вероятно, просто исполнил в этом случае требования римского закона, который включал выяснение вопроса об истине в предмет доказывания по делу. Он его задал не столько Иисусу, сколько самому себе: «Что есть истина?»
Древнеримский юрист Модестин в 12-й книге «Пандектов» писал о предмете доказывания обвинения (причем именно по закону об оскорблении величия!): «судьям следует рассматривать это обвинение не как случай (выказать) глубокое уважение к императорскому величию, но (основываясь) на истине; ибо следует обращать внимание и на личность: мог ли он совершить (такое), и совершал ли он прежде что-нибудь, и имел ли намерение (совершить), и в здравом ли уме находился…» (Дигесты Юстиниана. Т. 7 (полутом 2). М. Статут. 2005. С. 37).
Поэтому Пилат и пытался выяснить: что же представляет из Себя этот необычный Человек? Мог ли Он, исходя из Его личностной характеристики, направленности сознания и воли претендовать на реальный трон и стремиться к захвату реальной власти в Иудее. В итоге он легко выяснил то, от чего полностью устранились еврейские судьи: истина заключалась в полном отсутствии какой-либо вины в инкриминируемом Иисусу преступлении.
В римском уголовном процессе под виной (culpa), как условием для наступления уголовной ответственности, понималось только злоумышление (dolus), то есть преступный умысел. Все иные правонарушения, с неосторожной формой вины, рассматривались как частноправовые деликты. Даже применительно к делам об оскорблении римского величия сама по себе «наклонность мыслей» вряд ли являлась наказуемой. Поэтому выглядит вполне логичным, что после допроса Пилат вышел к иудеям и сказал им, что не находит никакой вины в деяниях Иисуса.