Ноги мёрзли. Левая больше. Ночью решил по-скорому согреться у костра, поставил ступни ближе к огню и уснул. Приснился грязный щенок, грызший большой палец ноги. «Такой маленький, а уже так больно треплет, паскуда». Проснулся от дикой боли, - горела подошва кирзача.
Влага быстро проникала в сапог через образовавшуюся дыру. Воевать с торчащими наружу пальцами было смешно и холодно.
- Там трупака привезли, пошли, обувь померяешь,-равнодушно произнёс Кисель, который, почему-то считал меня своим земляком, хотя нас разделяли два лаптя по географической карте в масштабе настенного атласа СССР.
- Гонишь? Как его босого в морг повезут.
- Ничего. Не замёрзнет.
- Да ну тебя к черту! Потом всю жизнь будет мне во снах за этими сапогами приходить.
- Исключено. Ему голову оторвало. Как он увидит, что это мы сапоги взяли? Да и глупо в подобной мясорубке строить планы на «всю жизнь»-продолжал ободряюще философствовать Кисель. - Вон, - кивнул он в сторону трупа ,- тоже, наверняка, с утра перед боем в голову свою поел и покурил, а после обеда и вопрос этой голове не задать: на кой хер 18-лет к ряду зубы чистил. Меряй, давай, не будь эгоистом, может завтра кто-то и с тебя снимет.
Мы очень быстро становились циниками. Это пугАло, но и давало нечто большее - мы стремительно учились выживанию, и уже через два месяца войны в этом с нами могли конкурировать лишь подвальные крысы.