Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» - большой красивый ребус. Столько в нем символов, подтекстов, смыслов… Да и его герои - образы весьма таинственные.
Например, Понтий Пилат, его история, и та знаменитая сцена, где прокуратор беседует с бродячим философом Иешуа Га-Ноцри.
Кстати, образ самого Иешуа - не меньшая загадка. К тому же он часто выступает в качестве главного «пункта обвинения» Булгакова. В нем видят искаженный, даже окарикатуренный образ Христа.
Конечно, Га-Ноцри изображен в романе так, что не имеет практически ничего общего с каноническим Иисусом (кто, как не Михаил Афанасьевич - сын священника - понимал это лучше других).
Но, во-первых, именно как сын священника, Булгаков наверняка знал раннехристиансккие и околохристианские апокрифы, в которых образ Иисуса тоже далек от канонического, и мог воспользоваться ими в создании своего Иешуа (кстати, неканонический возраст Га-Ноцри – «около двадцати семи» - дань модным в начале ХХ века теориям библеистов-рационалистов вроде Штрауса и Ренана).
Во-вторых, в романе мы смотрим на Иешуа глазами Понтия Пилата - римлянина по образу мышления и мировоззрению, безбожника и циника, видевшего слишком много крови и жестокости в военных походах, чтобы верить в доброту людей, слишком много лжи и подлости при дворе кесарей Августа и Тиберия, чтобы уповать на человеческое благородство.
У нас нет возможности увидеть Га-Ноцри отдельно от Пилата. Мы воспринимаем его через разговор с прокуратором, через беседы Пилата о нем с Левием Матвеем, Каифой и Афранием...
То есть мы видим Иешуа так, как его воспринимал высокопоставленный римский чиновник, достаточно умный, чтобы распознать в нем глубину философской мысли, и слишком прожжено-опытный, битый жизнью и циничный, чтобы всерьез задуматься над сутью его проповедей.
Несмотря на церковную традицию, нет никаких оснований полагать, что исторический Пилат отнесся к Иисусу как-то иначе, нежели к любому другому иудейскому проповеднику, и уж тем более смешно считать, что прокуратор немедленно стал его последователем.
Пилат был нормальный римский аристократ (я не верю в выдумку Булгакова про сына короля-звездочета: в эпоху Августа в Риме еще слишком ценилось происхождение, чтобы давать должности и продвигать по карьерной лестнице абы кого, к тому же не римлянина по крови), его карьера вряд ли кардинально отличалась от карьеры, скажем, его предшественника на посту наместника Иудеи Квинтилия Вара (разве что, Вар, видимо, был состоятельнее).
А это значит - хорошее римское образование, в основном военное и прикладное, военные походы куда-нибудь в Галлию или на Восток (если Пилат сражался в войсках Германика и Тиберия (по времени совпадает) - это Армения, Парфия и Рейнская граница империи), дальше, по достижении определенного возраста и чина - назначение на руководящую должность в какую-нибудь провинцию на краю ойкумены, оттуда - в другую... И так далее по карьерной лестнице до почетного выхода в отставку. Если, конечно, не прогневишь чем-нибудь кесаря или не уйдешь сам.
При таком богатом жизненном опыте и возможности познакомиться со многими народами и культурами достаточно близко вряд ли римский чиновник из аристократической семьи мог за единственный разговор проникнуться идеями Иисуса (тем более, в романе они изложены в достаточно примитивной форме). Согласно Евангелиям, Спасителю апостолов приходилось убеждать, что уж говорить о прокураторе Иудеи.
То есть, с точки зрения Пилата в Иешуа нет ничего возвышенного и необычного, даже его умение вести беседы, подкованность в философии - дело обыденное. Тогда Ближний Восток бурлил идеями, и в Палестине и Египте этих философствующих проповедников было великое множество. Не говоря уж о бесконечных воплощениях каких-нибудь божеств.
Только много лет спустя бывший прокуратор, если дожил до времен Нерона и его великих гонений на христиан, мог оценить силу слова и глубину учения Иисуса, видя непоколебимую твердость мучеников перед лицом пыток и смерти. Но это было бы через 30 с лишним лет после казни проповедника.
А в момент вынесения приговора Иешуа был одним из многих. И удручало римлянина не понимание, что гибнет такой исключительный человек (в романе ясно сказано, что Пилат принял Га-Ноцри за душевнобольного), а его невиновность. Прокуратор видел: Иешуа ни в чем не виновен, и преступление, за которое приговорен, совершил по наивности, не по злому умыслу. В Пилате бунтовала нормальная честность человека, облеченного властью, знающего цену жизни, крови, не желающего судить неправедным судом, бунтовала гордость римлянина, воина и аристократа, которого Каифа и синедрион поставили в унизительное положение и заставили пойти против своей совести, бунтовала злость на собственную трусость - он, смотревший в лицо смерти в яростных битвах, испугался гнева кесаря.
Именно эти терзания прокуратора и описаны в романе.
А то, что Пилат в конце признался: готов погубить свою карьеру ради Иешуа, ничего не меняет.
Спустя сколько тысяч лун и сколько мысленных бесед, сделано это признание?
За это время у прокуратора была возможность понять, кого он распял.