5. Каратов посадил два взвода в грузовики, присланные командиром полка. Проверил наличие сухих пайков — неизвестно кто и когда будет их кормить. Потом строго-настрого наказал командирам беречь людей и пожелал удачи. На сердце было неспокойно, никак не уходило ощущение, что видит он своих взводных в последний раз.
На обратном пути к блиндажу, Алексей столкнулся с Васильченком, возвращающимся от замполита.
— Ну? Как дела дон? — Каратов гнал дурные мысли шутками.
— Какой дон?
— Жуан, разумеется. Что утешительного тебе сказал замполит?
— Обещал отдать под трибунал.
— Вот как? А за что?
— Подрыв боеспособности воинской части. Он считает, что медсестрички Маша Горохова и Валя Смирнова из-за меня забеременели.
— А разве нет?
— Ну почему как чего случится, так сразу я виноват? Так мне и новенькую припишут.
— Я тебе, Андрюша, даже смотреть в ее сторону запрещаю.
— Понятное дело, Отелло. Ты не волнуйся, найду куда смотреть. Только кого потом к замполиту потащат?
— За что?
— Будет еще за что. Поверь, командир, у меня глаз алмаз. Это твоя женщина.
— Она просто моя одноклассница, — как-то неискренне проговорил Каратов.
— Конечно, конечно, — ехидным голосом ответил Васильчонок. — Понимаю, у меня тоже одноклассницы были. Шестнадцать. Все, как на подбор, красавицы.
— И никакого замполита?
— И никакого замполита, — исключительно беспрепятственное соприкосновение с прекрасным.
— Балаболка ты, Андрей!
— Есть немного. Ну, ладно! А ты чего такой взмыленный, командир?
— Да только ты ушел, полковник приказал два взвода в полном составе откомандировать в распоряжение армейской разведки.
— Два взвода? То есть только мой остался?
— Да.
— Надолго?
— На три дня точно, а там, как получится...
— Стоп! — Васильченок даже остановился. — Так мы сегодня вдвоем остались?
— Да, а что?
— Так, а санинструктор где?
— Сейчас в блиндаже.
— Отлично. Слушай, командир, дай мне полчаса, нужно срочные дела решить и все.
— Что все?
— Давай так сделаем, я сейчас пойду и скажу, что ты ее здесь ждешь. Погуляйте где-нибудь, а через полчаса блиндаж в вашем полном распоряжении до утра. Посидите спокойно, школу вспомните. Знаешь, где ликер трофейный?
— Андрей, а ты куда? — капитан немного растерялся от напора Васильченка.
— Во взводе переночую! Все путем, командир! Ты не волнуйся, все дела я на себя замкну. Снайпер этот, лейтенант Орехов, при мне будет. Если чего попросит, я ему в лучшем виде организую. Ну, если, конечно, начальство пожалует, то позвоню. Только ему не до нас сейчас.
— А...
— Что?
— А если, Андрюша, не захочет она со мной всю ночь в блиндаже ликер пить?
— Тогда, Леша, ты проводишь санинструктора до землянки, вежливо пожмешь руку и пожелаешь спокойной ночи. Только этого не случится... Слово Дон Жуана даю! Все, жди здесь, я пошел.
Каратову осталось лишь молча согласиться. Он прогуливался между березами, заглянул в большой, укрытый кустами сарай, где еще час назад квартировала разведрота. Сейчас здесь практически никого не было, лишь в углу сидели солдаты из второго отделения взвода Васильчонка. Капитан подошел, жестом остановил бойцов, старающихся принять стойку «смирно».
— Где лейтенант из дивизии? Ну снайпер!
Алексей видел его здесь, когда отдавал приказ двум взводам собираться на выезд.
— В окопы на передний край пошел, с сержантом Омельченко, товарищ капитан. А что, не нужно бы пускать?
Каратов хорошо знал сержанта — спокойный, приветливый, с неограниченным запасом терпения.
«Молодец, Васильчонок, — подумал капитан. — Лучшего командира отделения дал. Вряд ли Орехов жаловаться станет, что полковая разведка его плохо встретила».
— Нет, все нормально. Пусть работает.
Алексей вернулся назад в миниатюрную березовую рощу, дожидаться Иванцову.
— Черт! — негромко бормотал он. — Невозможно поверить — Олька здесь! С ума сойти! Олька — в моей роте!
Санинструктор появилась из-за поворота тропинки. Медленно подошла к Каратову.
— Ну что? Справил службу, капитан?
— Да, все в порядке. Теперь я свободен. Пошли, погуляем? Здесь отличное место рядом — Калинов лес. Красота необыкновенная.
— Можно и в лес, Алеша. Только, может, ты меня на передовую сводишь, да покажешь, что там и как?
— Зачем?
— Ну понимаешь, как знать, глядишь, а завтра мне придется там ползать, раненых перевязывать. Оно лучше, когда местность знаешь.
— Это ты верно подметила. Надо бы показать. Только это часа три займет, никак не меньше.
— А ты торопишься? Твой лейтенант ведь до утра ушел.
—Это он тебе сказал?
— Он бритву и полотенце в вещмешок положил. Значит, бриться не здесь собирается.
— Олька, ну ты сообразительная! Тебе бы в разведроту!
— А я где? — засмеялась девушка.
— Нет, я имею в виду разведчиком, а не санинструктором, — смутился Алексей.
— А-а... Так идем на передовую?
— Обязательно сегодня надо? Может с утра?
— С утра у меня уже сил не будет. После сегодняшней ночи.
— Что? — ошарашено проговорил капитан.
— Да что ты, Каратов, как десятиклассник! Может, ты женат?
— Нет, нет, не женат! — торопливо ответил Алексей. — Совсем даже не женат!
— Ну раз «совсем», то тогда ладно! — иронично засмеялась Ольга.
— А если б был женат, что тогда? — Каратов пришел в себя, и потому ответил чуть вызывающе.
— Да плевать мне! Развела бы тебя на сегодняшнюю ночь. Стал бы холостым.
Иванцова взяла голову капитана в руки и поцеловала.
— Ну что? Идем?
— Пошли...
* * *
Ночь выдалась на удивление спокойная. Разведчиков никто не беспокоил. Лишь изредка раздавались выстрелы тяжелых немецких орудий. Им отвечали гаубицы, но в целом перестрелка носила более чем ленивый характер.
В блиндаже разведроты Ольга и Алексей лежали на топчане под одеялом. На столе стояла полупустая бутылка с ликером, открытые консервы. По военной привычке одежда лежала аккуратно сложенная на чурбачках, заменяющих табуретки.
Как это часто бывает на войне, ночь выдалась бессонная. Но никто не пожалел об этом.
— Алешка... Никогда не думала, что у тебя такие нежные пальцы, — полушепотом выдыхала слова Ольга. — Расскажи мне про свои руки. Что ты учил их делать?
— Ты знаешь, я как-то не думал об этом. Чему учил? Держать автомат, кидать гранаты. Вгонять нож под ребра часовым, душить. Копать окопы и траншеи. Вытягивать по швам перед начальством.
— Почему же они у тебя такие нежные?
— Наверное, они помнят, как я мечтал положить их на твои плечи.
— Плохо мечтал, раз смог положить только в последний день. Перед тем, как исчезнуть.
«Ну вот! — мелькнуло в голове у Каратова. — Оказывается можно обойтись и без Игры. Сейчас мы во всем разберемся».
— У меня была повестка. Еще в мае я написал рапорт, с просьбой зачислить меня в пограничное училище. Проводил тебя, собрал вещи и ушел в военкомат.
— Ты ничего не говорил, что утром уезжаешь.
— Не хотел портить вечер, изменить ничего было нельзя. Думал, напишу тебе сразу. Но нам не разрешили, пока не привезли на место, сказали номер войсковой части. Прошло больше недели.
— Вечером я узнала у твоей мамы, что ты уехал. Ты уехал, даже не попрощавшись.
— Я попрощался. Ты просто не поняла этого.
— Ты считаешь, что надо прощаться так, чтобы никто ничего не понял?
— Я думал, что напишу тебе прямо в поезде. И отправлю письмо с первой же станции. Мне было так жалко тратить минуты нашей ночи...
— Не надо, не оправдывайся. Может ты и прав. Наверное, прощаться надо незаметно, не теряя напрасно драгоценные минуты.
— А ты куда исчезла?
— Я уехала в Москву. Поступать в театральный институт.
— Никто не отвечал на мои письма.
— Отец уже три месяца работал на заводе в Челябинске. Он получил туда назначение с большим повышением. Мама не хотела, чтобы меня срывали со школы перед выпускными экзаменами. Мы уехали через пять дней после тебя. Вместе доехали до Москвы, дальше мама поехала одна.
— Я не знал, что вы уезжаете.
— Хотела сказать тебе вечером, когда отоспимся.
— Черт подери! Какая же глупость! Каждый хотел сделать лучше, а расстались на восемь лет!
— Глупость... Ладно, воду, что по реке утекла, назад не воротишь. Расскажи, что дальше было.
— Училище. Закончил — получил назначение на финскую границу. Радовался, что от дома так близко. Потом война с белофиннами. Я даже выстрелить ни разу не успел, как получил пулю от снайпера, и война для меня закончилась. Три месяца по госпиталям, затем еще два дома долечивался. Тебя найти пытался, ничего не получалось. Никто ничего не знал, — все-таки, пять лет прошло. Потом Средняя Азия, опять граница. Когда началась война, на фронт не отпускали. Только в сорок втором попал. В войсковую разведку. Сначала взводом командовал, теперь уже полгода ротой. В общем, ничего интересного. Ну, а ты как?
— Я... В актрисы меня не взяли. Сказали, что некрасивая...
— Это где тебе сказали? В Москве?
— Ага.
— Я всегда считал, что в Москве нет людей, способных что-нибудь понимать в женской красоте...
— А мне Москва понравилась. Как раз первую ветку метро пустили. Все свободное время каталась... В Челябинск ехать не захотела, осталась в столице. Жила в общежитии, работала на заводе, готовилась снова поступать.
— И что? Снова провалилась?
— И в третий раз тоже. Зато на заводе все получалось. Бригадиром стала, в вечерний институт поступила, на инженера учиться. Вышла замуж...
— Что?! — изумлению Каратова не было предела.
— Да ничего. Развелась через два года, детей не было. А тут война... Курсы медсестер — и на фронт... Ранили разок...
— В спину? Осколок?
— Да.
— Давно уже. Пальцами едва ощущается...
— Больше года.
— Маленькая моя! — нежность переполняла Алексея. Он обнял Ольгу, прижал к груди. — Ну как же это можно! Девчонкам в спину рваным железом! Больно было?
— Потом. А тогда я сознание потеряла. Уже в санбате очнулась.
— Малышка моя... — Каратов взял руку Ольги и начал нежно целовать ее пальцы.
— Что ты делаешь? — радостно-изумленно спросила Иванцова.
— То, чего тебе не хватает. Тебе ведь нравится?
— Безумно, — тихий счастливый смех Ольги рассыпался по блиндажу.
— Значит, все правильно.
— Алешенька... Счастье ты мое... Мне ведь никто никогда руки так не целовал.
— И муж?
— Лешка, перестань! Он отличный человек — хороший, добрый, чуткий! Но я не любила его.
— А чего же тогда замуж вышла?
— Не знаю. Сама вышла, сама и развелась. Может потому, что он добрый и хороший. Меня любил. И в какой-то момент мне показалось, что хватит ждать своего рыцаря. Со мной будет надежный человек, на которого всегда можно положиться. А потом поняла… В общем, кончай сцену ревности, Каратов! Давно это было.
— Я? ... Сцену ревности?
— Ты, ты! И хватит об этом.
— Ладно, раз ты не хочешь…
— Не хочу! И про женщин твоих спрашивать не буду. Тоже не хочу!
Ольга нежно погладила Алексея по щеке и волосам. Потом немного отодвинулась.
— Утро уже... Алеша! Мне поспать надо... Обязательно.
— Спи.
— С тобой поспишь!
— Я сейчас уйду. Дел много. Все по мелочам, но если запустить…
Поцеловав Ольгу, капитан вылез из-под одеяла. Начал одеваться.
— А ты спи! Я вернусь после обеда из штаба и разбужу.
— А так можно?
— Можно. Тебе все можно, Оленька. Спи, любимая!
— Как ты сказал?
— Любимая...
Иванцова смотрела на капитана, словно боролась с собой.
— Иди. Иди, Алешка! А то я сейчас тебя не отпущу. Уходи... Уходи, любимый... Так надо!
— Хорошего сна, Оленька.
Каратов, нежно поцеловав девушку, вышел из блиндажа. Иванцова резко села, глядя ему вслед.
— Ты прав, капитан Каратов! Прощаться нужно так, чтобы никто ничего не понял.
И, неожиданно сменив тон, скомандовала:
— Иванцова! Спать!
Другие рассказы:
Все, что смогу лично...