«Пока приказчики показывали даме и Соколовскому жакет, прапорщик, пользуясь недосмотром, как полагают, осторожно сбросил с прилавка несколько шкурок бобра и роскошное боа из соболей. Прапорщик стал пододвигать сброшенные меха ногой под стул, а затем нагнулся, положил одну из бобровых шкурок в карман. Это заметил хозяин магазина. Подойдя к прапорщику, он громко, в присутствии покупателей сказал: «Вы вор, Вы сейчас украли у меня бобровую шкурку!». Такова была завязка кровавого самосуда, подробности которого сообщила «Петроградская газета» 15 октября 1917 года, на следующий же день после драмы.
Произошло это все в меховом магазине купца Дерябкина на Мариинской линии Апраксина рынка. Загнанный в угол, вор растерялся лишь на мгновение, но затем выхватил оружие. К нему на помощь ринулись подельники, пришедшие с ним, - прапорщик Соколовский и дама. Шайка выскочила из магазина, хозяин с криками: «Держите грабителей!» - бросился за ними. Подоспевшие милиционеры задержали подозреваемых и завели обратно в магазин.
Тем временем собралась многолюдная толпа. Стражи порядка просили разойтись, уверяя, что с преступниками разберутся по закону. Однако они лишь раззадорили толпу. Из задних рядов послышалось: «Врете, вы их отпустите, вы потворствуете ворам. Ребята, громи магазин!».
Под людским напором двери были выломаны, толпа ворвалась в лавку и выволокла грабителей на улицу. Ни мольбы Соколовского, ни рыдания дамы не спасли их от самосуда. Вскоре среди толпы появился какой-то купец, окруженный солдатами: «Чего тут церемониться, расстреливай!». Из толпы вышел военный, вынул из кармана револьвер и, подойдя к Соколовскому и даме, лежавшим уже без сознания в луже крови, - разрядил в них всю обойму. Купец-заводила не унимался: «А где же третий мазурик?».
Толпа, почуявшая запах крови, снова бросилась в магазин, но прапорщик, спрятавшийся под прилавком, успел выскочить через черный ход. Его настигли уже на улице. Видя, что дело принимает слишком опасный оборот, приказчики соседних магазинов позвали воинский караул из находившегося по другую сторону Садовой улицы госбанка, а также телефонировали в управление начальника милиции.
Первыми прибыли милиционеры. Помощник начальника милиции Лауб пытался образумить толпу, но его самого схватили и стали избивать. Лишь появление солдат несколько успокоило собравшихся. Пойманного прапорщика солдаты под тройной цепью повели в комиссариат. Толпа двинулась следом. Когда прапорщика завели в помещение комиссариата, в толпе кто-то крикнул, что его выпустят. Этого было достаточно, чтобы вновь зазвучало: «Громи комиссариат!».
«В воздухе чувствовался погром. От кровопролития и разгрома спасло только своевременное появление войск. Напиравшая на комиссариат толпа, увидя выходивший из-за угла полубатальон пехоты и приближающуюся кавалерийскую часть, бросилась врассыпную», - сообщал газетчик. Купца, который призывал к самосуду, арестовали.
Эти кровавые страсти в определенной мере отражали общую тогдашнюю обстановку в Петрограде. Город был наполнен множеством солдат, в том числе дезертиров. Еще в августе 1917 года Зинаида Гиппиус записала в дневнике: «Часто видела я летний Петербург. Но в таком сером, неумытом, и расхлястанном образе не был он никогда. Кучами шатаются праздные солдаты, плюя подсолнухи. Спят днем в Таврическом саду. Фуражка на затылке. Глаза тупые и скучающие. Скучно здоровенному парню. На войну он тебе не пойдет, нет! А побунтовать... это другое дело».
Самые интересные очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных фактов из истории, литературы, краеведения, искусства и науки - на сайте Лектория.