Найти тему

«Небось картошку все мы уважаем…», или Как советские студенты «на картошку» ездили

«…Сидите, разлагаете молекулы на атомы, забыв, что разлагается картофель на полях», — пел когда-то Высоцкий, обращаясь к товарищам ученым, «Эйнштейнам драгоценным» и «Ньютонам ненаглядным».

Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь, пока сгниёт-заплесневеет картофель на корню!
Ох, вы там добалуетесь, ох, вы доизвлекаетесь, пока сгниёт-заплесневеет картофель на корню!

Однако миссия по спасению разлагающегося овоща №1 в те времена возлагалась в основном не на действующих, а на будущих ученых. А также инженеров, медиков, учителей, юристов – т.е. студентов и частично школьников. Когда возникла эта милейшая традиция отправлять молодую учащуюся поросль на сбор урожая, никто сейчас толком и не объяснит. И почему в хваленых богатых советских колхозах вечно не хватало рабочей силы для сбора гниющего картофеля, морковки и облепихи (до такой степени, что студенты и школьники всей страны прерывали занятия аж на месяц, а то и два) – тоже загадка. Так или иначе, но каждый сентябрь, едва устанавливалось учебное расписание и первокурсники только успевали познакомиться друг с другом, во всех вузах страны появлялись неумолимые объявления: «Вниманию студентов 1-2 курса! Такого-то числа сбор во дворе университета. С собой брать теплые вещи…» и далее по тексту. Отказ от помощи заполнить закрома Родины карался расстрелом через повешение исключением из универа или института. Автобусы с приплюснутыми к стеклу молодыми жизнерадостными физиономиями один за другим отъезжали от храмов науки к колхозным полям — чтобы будущие работники умственного труда, поковырявшись в земельке, узнали цену и труду физическому.

Хотя начало нашего студенчества пришлось аккурат на конец Советского Союза – 1990-й год, мы все же в полной мере испытали все прелести этой картофельно-колхозной романтики. Более того, студенты нашего родного ИГУ (Иркутского государственного университета, тогда еще имени Жданова) продолжали ездить в колхозы аж до середины 90-х годов – до тех пор, пока подобные добровольно-принудительные поездки не прекратились по известным причинам.

Наш филфак ИГУ, состоявший из трех отделений: отделение русского языка и литературы, журналистики и бурятского языка и литературы, мотался «на картошку» в близлежащие к Иркутску сёла — Усть-Куда, Оёк и Хомутово. От всех остальных отечественных деревень они мало чем отличались: та же непроходимая грязь, пасущиеся по склонам коровки и овечки, местные жители в кирзухах и магазины с нехитрым ассортиментом в виде рыбных консервов, хлеба и гречки. Алкоголя не было: в 90-м году началась напряженка с товарами народного потребления, и в Иркутской области ввели талоны практически на все. Нормальную водку достать было почти невозможно – а какая, извините, поездка на картошку без спиртного??? Приходилось изворачиваться.

Так приезжайте, милые, — рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, А тут места отличные — воздушные места!
Так приезжайте, милые, — рядами и колоннами! Хотя вы все там химики и нет на вас креста, Но вы ж ведь там задохнетесь за синхрофазотронами, А тут места отличные — воздушные места!

Самыми активными в поиске согревающей жидкости были, конечно, студенты отделения журналистики. Где и как они его только не добывали: и у местных жителей путем обмена (например, талоны на стиральный порошок, выданные в студенческом профсоюзе, меняли на самогон), и ходили пешком за несколько километров в магазины соседнего села, где чудом уцелели на прилавках емкости с дешевым портвейном… Один из предприимчивых студентов умудрился уговорить местного жителя съездить в Иркутск и путем каких-то невероятных махинаций добыл ящик местной «Пшеничной» водки. Сельчанин получил бутылку в качестве вознаграждения – в 90-м году это была уже великая ценность.

В бараке, где нас поселили, стоял жуткий холод. Почему-то считалось, что студенты должны быть стойкими к морозам. По ночам мы кутались во всевозможные одежды и одеяла, но даже это не спасало. Приходилось сбиваться в кучки и спать по двое-трое. Алкоголь помогал, но временно. Поэтому пить приходилось постоянно — иначе бы кто-нибудь замерз насмерть. Воздух в наших апартаментах категории «ползвезды» настолько проспиртовался за неполный месяц пребывания в колхозе, что его можно было ножом резать – не только топор вешать. А если учесть, что ванну с душем нам никто предоставлять не собирался и мылись мы раз в неделю в бане… Впрочем, наши изнеженные городские носы уже принюхались к ароматам и ничего подозрительного не чувствовали.

Небось картошку все мы уважаем,  когда с сальцой её намять!
Небось картошку все мы уважаем, когда с сальцой её намять!

Кроме потребности в сугреве, нам необходимо было много еды – молодые организмы, натрудившиеся на свежем деревенском воздухе, вечно хотели жрать. Сидеть «нежрамши», как Майя Плисецкая, было хуже, чем «непимши». Поэтому ели мы без остановки. Кормежка была так себе – каша, картошка (уже тихо ненавидимая), перемороженная рыба, редко мясо – но мы мели все. Разбираться и привередничать было неуместно, и даже те, кто привык дома выбирать лук из супа и морщить нос при виде каши, уминали все, что подавалось, за милую душу. Иногда даже удавалось купить на скудные студенческие заначки меда, соленых огурчиков или семечек у деревенских старушек.

Одним из важнейших моментов картофельных вояжей были знакомства с местной молодежью. Сельские парни всегда непременно желали познакомиться поближе со студентками, пусть и одетыми в телогрейки, непритязательные советские спортивные костюмы и обутыми в резиновые сапоги, а заодно накостылять при возможности пафосным городским пижонам. Как-то раз компания деревенских бесцеремонно приперлась в наш девчачий барак, когда мы уже собирались спать. Наши однокурсники не замедлили появиться для разборок. Стычка была недолгой — после выяснения отношений наступило примирение, плавно перетекшее в совместную пьянку. С того дня мы и деревенские объединились в братство колхоза «Сорок лет без урожая».

Товарищи учёные, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слёз!
Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные. Земле — ей всё едино: апатиты и навоз!
Товарищи учёные, Эйнштейны драгоценные, Ньютоны ненаглядные, любимые до слёз! Ведь лягут в землю общую остатки наши бренные. Земле — ей всё едино: апатиты и навоз!

Несмотря на то, что труд наш был малоэффективен (ну сколько картошки могли накопать избалованные городские вчерашние школьники?!) и большого счастья Родине не приносил, был в этом колхозно-студенческом абсурде и положительный момент. Поездки в колхоз очень сближали студентов, особенно первокурсников. И даже жуткий осенний дубак, неустроенные бараки и удобства во дворе не могли вогнать нас ни в какую депрессуху. Ибо юность, здоровье и позитив вкупе со свежим воздухом и веселой водой преобладали над всем. А звон гитарных струн и студенческие песни навроде «Мы оставшихся друзей соберем и набьем картошкой старый рюкзак…» создавали неповторимую атмосферу университетской романтики...

Друзья, ставьте лайк, если статья норм. Если нет —не ставьте. Но лучше поставить. Что вам, жалко, что ли))

Жду с нетерпением ваших комментов. Обещаю много интересных материалов.

Подписывайтесь на канал! Рада новым друзьям!

С подпиской рекламы не будет

Подключите Дзен Про за 159 ₽ в месяц