Глава 7.
В тот самый момент, когда уже казалось, что синева прямо сейчас захватит всех жителей Земли, и наступит вселенская гармония, Бахметов вздрогнул. Не сразу он сообразил причину повторяющихся толчков в спину. Открыв глаза, Сергей увидел салон потряхиваемого в воздухе самолёта, к иллюминаторам которого неведомым магнитом стремительно притягивалась звенящая твердь очертаний Москвы.
Что такое была его жизнь в эти месяцы вне России? – в забытье самоотстранённости вдруг подумал Бахметов. – Грустил ли по дому; и где, вообще, был дом? Грустил ли он оттого, что в сердце что-то отодвинулось от прежних представлений о жизни; и лишило каких-то заблуждений о заданности той самой гармонии? Никакой заданности, как оказалось, нет. Человечество просто обманывалось иллюзиями. Но сама-то гармония есть, она просто обязана быть. Гармонию нужно отвоёвывать у хаоса – быть может, долго, шаг за шагом – но надежды большие. – Бахметов встряхнул головой и окончательно проснулся.
Некоторое время он смотрел на несущиеся под крылом дома, деревья, дороги и автомобили. Всё это сливалось в бесцветную сферу необратимого движения, и скоростью сильно напоминало начальную фазу привычных «погружений». Полоса словно остановилась в мельтешении частокола зрительных вибраций. Сергею показалось, что вновь стала теснить мозг дрёма – перед глазами вдруг проявились разные цвета, но без ясности и чёткости изображений; лента же полосы летела и летела в своей бессмысленной бесконечности до полного растворения. Через какие-то секунды пустоты и тишины, в голове вдруг всплыло странное чувство, что видений – которые Бахметов давно считал частью собственной жизни – может больше не быть.
Ощущение не подтверждалось ничем, но Сергей поёжился в своём кресле. Точно ли не будет – видений, которые давали знание о мире и вектор целеустремлений; видений, из-за которых он слишком многое пропустил в своей жизни? Семь лет наваждений будто в мгновенье схлынули сами собой – видимо, растворившись в пространстве салона над головой. Неужели, его отпускало то, что так долго держало сердце? – Сергей даже положил руку на грудь; или ему казалось, что положил. – Зачем отпускало, и не было ли тут обмана? А, если, действительно, отпускало, то была ли причина для радости? Вопросов много, но решить для себя любой из них пока не представлялось возможным. Сны уходят, жизнь остаётся, – прошептал кто-то, и Бахметов опять открыл глаза – сейчас он, без сомнения, открыл глаза. На сердце было грустно, но уже и легко. Впереди, действительно, была целая жизнь.
Конец романа.
АЛЕКСАНДР АЛАКШИН. БРЮССЕЛЬСКИЙ СЧЁТ. СПб., 2016. С. 190–191.
"БРЮССЕЛЬСКИЙ СЧЁТ" – ПРОДОЛЖЕНИЕ "ПЕТЕРБУРГСКОГО РОМАНА" И "МОСКОВСКОГО РОМАНА".