Второй апостол литературы ужаса и мрака - Говард Филлипс Лавкрафт. Его слегка опередил Эдгар По, а по стопам бодро шагает Стивен Кинг. Лавкрафт безуспешно, но настойчиво писал о страшных тенях в углу и о том, что недоступно обычным смертным. Известным он стал в одночасье, после вышедшего посмертно собрания сочинений. Как говорится: раз и навсегда.
С тех пор ужасы и видения, терзавшие его при жизни воплотились в многочисленные экранизации, раскупаются десятками тиражей и даже стали основой сектантских вероучений.
Почему же это произошло? Говард Лавкрафт затронул не только интерес и эмоции читателя, в его историях закодированы религиозные, мифологические и оккультно-архаические пласты, которые мы вскроем с помощью Отца всея психоанализа Зигмунда Фрейда. Приступим!
НЕ МЕРТВЕЦ ТОТ, КТО МОЖЕТ ВЕЧНО ЛЕЖАТЬ
«Зов Ктулху» состоит из трёх слабо связанных между собой частей. Анализируемая повесть представлена как записки Фрэнсиса Тёрстона, жителя Бостона, который занимался расследованиями, связанными с божеством Ктулху.
В первой части сюжет разворачивается вокруг таинственного глиняного барельефа древнего божества Ктулху. Рассказчик находит его в вещах своего двоюродного дяди профессора Энджелла. Барельеф сделан скульптором Уилкоксом в марте 1925 года.
Он делал барельеф в состоянии полусна под преследованием загадочных галлюцинаций циклопических городов. В тот период многие жители испытывали подобные кошмары. В основном это были художники, скульпторы, архитекторы, и прочие люди с чувствительной психикой.
Наутро Уилкокс поразился своему творению и отнёс его Энджелу. Оказалось, что барельеф очень напоминал статуэтку, изъятую полицией у членов религиозной секты в Новом Орлеане за 17 лет до того.
Во второй части полицейский Легресс рассказывает на историческом симпозиуме, как он в 1908 году участвовал в захвате секты, поклонявшейся Ктулху. Это была как раз та секта, у которой была изъята статуэтка.
Действия секты описываются как крайне развратные и богохульные. Местные жители боялись оргий секты, и говорили, что на этих оргиях приносятся человеческие жертвы — так оно и было. Команда полицейских во главе с Легрессом прибыла на место событий после призыва о помощи: пропало несколько скваттеров. Полиция захватила многих членов секты, и деятельность оной была прекращена. Но допросы пленников дали мало результатов: они оказались деградировавшими людьми с признаками помешательства, упорно отстаивавшими истинность своего культа.
Что очень удивило историков в данном рассказе — так это слова, используемые окультистами:
Пх’нглуи мглвнафх Ктулху Р’льех вгах’нагл фхтагн.
Приблизительным переводом слов было: «Здесь, в этом доме, в городе Р’льехе мёртвый Ктулху спит в ожидании своего часа».
Оказалось, что точно такие же слова использовались в культе одного племени эскимосов, которое исследовали некоторые участники симпозиума.
В третьей части описывается история моряка Густафа Йохансена, записи которого прочитал Френсис Тёрстон. Йохансен оказался единственным выжившим мореплавателем, побывавшим в Р’льехе. Он был вторым помощником капитана. Вместе с 10 другими моряками он совершал рейс на шхуне «Эмма».
Во время шторма шхуна сильно сбилась с курса и встретилась с пиратской яхтой «Проворная». Пираты потребовали от моряков, чтобы те повернули назад. Моряки не подчинились, и тогда пираты вступили с командой «Эммы» в схватку. Команда «Эммы» победила, но обстрелянное судно пришлось оставить и пересесть на яхту пиратов. Во время схватки погибли капитан и его первый помощник, поэтому Йохансен взял командование на себя. Также погиб ещё один матрос.
На яхте моряки обнаружили странного идола, вызывавшего ужас и отвращение. Это была статуэтка Ктулху, опять же очень напоминавшая изъятую у окультистов в Новом Орлеане. Моряки продолжили свой курс и причалили к неизвестному острову-городу, который и оказался Р’льехом. Они испытывали ужас перед этим местом, но из любопытства решили его осмотреть. Геометрия острова была непривычной, и нельзя было даже точно сказать, является ли суша и море горизонтальными.
Команда набрела на огромную дверь. Когда люди приблизились к двери, она стала казаться не совсем вертикальной. Команда безуспешно попыталась открыть дверь, и после этого один из матросов стал взбираться по ней, пытаясь найти подвижный участок. Вдруг дверь начала открываться, и наружу вышли смрад и ужас. В проёме появился великий Ктулху, пробудившийся ото сна. Двое из восьми моряков скончались на месте от испуга. Ещё троих чудовище сгребло лапой и проглотило. Остальные трое начали убегать, один из них угодил в угол здания, и его как-будто бы засосало. Оставшиеся двое успели добраться до яхты, но один из матросов лишился рассудка от пережитого ужаса — спустя несколько дней он умер. Единственный сохранивший жизнь и рассудок Йохансен завёл яхту, но понял, что она не успеет набрать скорость. Тогда моряк развернул яхту и протаранил Ктулху. Тот напоминал своим строением медузу, и после тарана быстро стал восстанавливаться. Но моряки уже успели отплыть на безопасное расстояние.
Через несколько дней Р’льех снова опустился под воду, и кошмары, мучившие людей, прекратились.
ТЕОРИЯ ФРЕЙДА И ИСТОРИЯ ЛАВКРАФТА
А теперь представим, что было бы, если бы безработный нищий писатель-фрилансер из Америки каким-то образом смог добраться до зажиточного австрийского особняка Фрейда на сеанс психоанализа.
Говард Лавкрафт и Зигмунд Фрейд были фактически современниками, писатель умер всего на 2 года раньше психоаналитика. В крайней нужде, конечно, - известными его произведения стали гораздо позже.
А вот книга «Тотем и табу» Фрейда уже была бестселлером. Там он пишет о «практической необходимости овладеть миром», свойственной первобытному обществу. Именно это и есть главным, так сказать, эссенцией повести Г. Лавкрафта: Ктулху должен пробудиться, чтобы завоевать мир.
Что же имеет тут место? Колдовство или магия?
Определенно сказать трудно, но, сверяясь с трудом З. Фрейда, скорее всего – магия. Ведь если криком и шумом первобытные племена вызывали дождь, имитируя его, подражая облакам и грозе, то, что же мы видим в повести и ее экранизации «Зов Ктулху»?
Группа «недолюдей» приносит жертву, и скандируя имя духа, впадает в экстаз, стараясь вызвать его из небытия (подземного мира).
Там же в «Тотем и табу» мы читаем «магия должна служить самым разнообразным целям дать силу вредить врагам». Ктулху приходит на зов, чтоб уничтожить врагов той, как бы ущемленной группы людей.
Здесь же мы видим дихотомию, бинарную оппозицию Свой – Чужой: инспектор Легресс иже с ним – толпа беснующихся адептов культа, сны Уилкокса и реальные катастрофы.
При допросе арестованных почитателей культа Ктулху, мы узнаем о неких тайнах, связанных с именем Ктулху, с самим заклинанием, используемым в качестве зова. У многих антропологов: М. Элиаде, К. Леви-Стросса, К. Леви-Брюля мы можем прочитать о тайне имени, узнав которое, как верили архаические племена, приобретаешь власть над человеком либо духом.
Зачем же и кто вызывает злое существо Ктулху?
Процитируем еще раз З. Фрейда:
«мотивы, заставляющие прибегать к магии, – это желание человека».
Люди, поклоняющиеся чудовищу асоциальны, отвержены и убоги, они имеют либо физические, либо психические недостатки. Они подсознательно хотят отомстить отвергнувшему их обществу с помощью великого и могущественного существа. Это желание стать королями и властителями над другими, как следствие долговременного подавления социального «Я» движет этими людьми.
Фрейд сказал бы Лавкрафту тоже, что написал в своём труде: «Мышлению неизвестны расстояния, и оно легко объединяет в один акт сознания пространственно наиболее отдаленное и по времени наиболее различное, то и магический мир телепатически легко преодолевает расстояния и относится, как к современному к тому, что когда-то имело связь».
В повести Лавкрафта мы видим это с наибольшей очевидностью, интересный хронотоп, трансвременные и межпространственные связи. Это ассоциативно напоминает теорию Юнга о «коллективном бессознательном» и «исторической памяти», воспринимаемой мной в данном случае, как некий подземно-подсознательный аккумулятор, от которого черпают энергию все последователи культа Ктулху и «радиация» от которого распространяется, в первую очередь, на героев повести, а затем и на весь мир.
И закончим их воображаемый разговор о «Зове Ктулху»:
«В одном только искусстве еще бывает, что томимый желаниями человек создает нечто похожее на удовлетворение и что эта игра – благодаря художественной иллюзии – будит аффекты, как будто бы она представляла собой нечто реальное. С правом говорят о чарах искусства и сравнивают художника с чародеем, но это сравнение, быть может, имеет большее значение, чем то, которое в него вкладывают.
Искусство первоначально служило тенденциям, большей частью уже заглохшим в настоящее время. Между ними можно допустить и некоторые магические цели. С. Рейнах полагает, что примитивные художники, оставившие нам начерченные или нарисованные изображения животных в пещерах Франции, хотели не «нравиться», а «заклинать».
«Современные люди часто говорят, преувеличивая, о магии кисти или резца великого художника и, вообще, о магии искусства. В прямом смысле слова, означающем мистическое воздействие, оказываемое волей одного человека на волю других людей или на предметы, это выражение недопустимо; но мы видели, что когда-то оно было дословно верным, по крайней мере, по мнению самих художников».
Ведь с подобной мысли и начинается ваше повествование, господин Лавкрафт. Первое, о чем мы узнаем, это о видениях Уилкокса – художника и творческой натуры. И последней, мы анализируем эту деталь художественного произведений.