Однажды я написала письмо в «Пионерскую правду» . Было тогда лет шесть или семь: книга уже стала вечной спутницей, яркие и сложные вихри впечатлений понемногу пыталась зафиксировать на бумаге. Что-то рифмовалось: неумелыми и наивными стихами восхищалась мама, хвасталась приятельницам, и настойчиво предлагала пустить поэзию в мир.
Я согласилась.
Одно четверостишие помню до сих пор:
Я люблю свою собаку
Мы гуляем на площадке
Отстегну ей поводок
Ну, побегай, мой дружок!
Собаки у меня, кстати, не было.
Ответное письмо ошеломило. Половину листа неизвестный критик посвятил методичному разбору присланного, иронично растрепал в прах рифмы и смысл, беспощадно объяснив, что такие слабые и нелепые стишки печатать никак нельзя. Что Агнии Барто из меня никогда не получится. Что надо думать, прежде чем присылать подобную ерунду в редакцию всероссийской газеты.
Это был невероятный удар.
Через несколько дней пришло еще одно письмо, написанное от руки размашистым почерком, похожим на мамин, где говорилось, что первое прислали по ошибке, и стихи очень скоро опубликуют на страницах «Пионерки».
- Вот видишь, они разобрались во всем, и все теперь будет отлично, - обняла мама, но я почему-то не поверила
Писать я, конечно, не перестала, лишь экономнее расходовать бумагу — выяснилось, что совершенно не обязательно записывать все, что приходит в голову, а показывать другим бессмысленно. Поэтому первая публикация в печатном издании появилась, когда возраст Христа оказался давно за плечами.