Я смотрю в зеркало вод и узнаю себя. Ту самую девушку, которой была когда-то, - стройную, белокожую, зеленоглазую, с тёмными, отливающими на свету сотнями оттенков красного волосами. Огонь, а не девушка. Тёмный огонь, способный разжечь пожар в любом сердце и спалить его дотла. Огонь – яростный, стремительный, беспощадный.
Такой я была, сколько себя помню. Дочь ведуньи и кузнеца, с малолетства живущая бок о бок с неизведанным и запретным для обычного человека, я ничего не боялась. Духи огня, воды, воздуха, существа, живущие в чаще леса и земной тверди, знали меня, а я знала их. Знала, когда и куда можно ходить, а когда стоит остаться дома. Знала, к кому можно и нужно по-доброму, а с кем без хитрости лучше даже не заговаривать.
Я знала многое, но не знала жалости.
Мне ведомо было, какими взглядами провожают меня парни и мужики из нашего и ближайших селений. Я слыхала, какими беспокойными делаются те, кто впервые увидел меня, - молва несла это быстро, быстрее лесного пожара. Я догадывалась, как зовут меня за глаза те, кто так и не дождался взаимности, и те, чьи любезные сгорели, лишь краем задев мою судьбу.
Но мне было всё равно. Их судьбы были мне не интересны. Меня сжигал мой собственный огонь, толкая куда-то в неведомое, навстречу тому, чему я не знала названия.
Уже потом стало ясно, что это звалось Судьбой.
Он встретился мне в той части леса, куда я бегала купаться в ручье, выходящем из земных глубин. Вода там была ледяная, от которой всё тело покрывалось мелкими звонкими мурашками, а в мышцах просыпалась чистая, искрящаяся, юная радость. И обязательно хотелось танцевать. И я танцевала, выйдя на сушу, танцевала легко и беззаботно, на пальцах, едва касаясь мягких трав босыми ногами.
Он увидел меня танцующей, одетой лишь в юность и плащ из тёмно-огненных волос. Он застыл на месте, не произнося ни звука, не шевелясь, даже почти не дыша. Застыл статуей, истуканом, и, казалось, сама жизнь в нём замедлила бег, - я не сразу почувствовала его присутствие.
А когда почувствовала, было уже поздно.
Его руки были крепки, как у моего отца, и я сразу узнала по ним: он привык к тяжелой работе и не боится её. Его глаза были холодны и пусты, и я узнала по ним одного из тех, кто служил богине смерти и холода. Его шипящий шёпот над ухом заставил меня забыть своё имя и имена духов, которых можно было позвать на помощь. Яд его сухих губ на моих изгнал из памяти имена отца, матери, моё собственное.
Ни пошевелиться, ни позвать, ни вспомнить. Ни попрощаться.
Я всегда буду видеть своё отражение в зеркале вод. Я привязана к нему навечно холодным и безжалостным колдовством того, кто выпил весь мой тёмный огонь в угоду и жертву его неумолимой и безжалостной госпоже.
Не смотри долго в это зеркало, путник. Иначе в нём я являюсь тебе такой, какой была когда-то, - стройной, белокожей, зеленоглазой…
И это будет последним, что ты увидишь в этой жизни.