В издательстве Individuum вышла книга «Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты» Мортена Тровика — норвежского режиссера-документалиста, художника, писателя и бунтаря. Bookmate Journal поговорил с Тровиком о пропаганде, театральности, ужасе и красоте КНДР, где он побывал уже более двадцати раз.
Редкая попытка рассказать правду о жизни в «самой закрытой стране» с юмором и любовью к простым людям
Мортен Тровик — Предатель в Северной Корее. Гид по самой зловещей стране планеты
— Каким было ваше первое впечатление, когда вы приехали в Северную Корею?
— Как только садишься на борт старого Ил-62 авиакомпании Air Koryo, который совершает рейс из Пекина в Пхеньян, считай, ты уже в Северной Корее. Играет музыка в духе советской эстрады. Чувствуется едкий и горьковатый запах, присущий всем коммунистическим странам, где экономика строится вокруг добычи угля. Вместо кондиционера тебе выдают картонный ручной вентилятор с логотипом авиакомпании. Говорят, дьявол кроется в деталях. Мне кажется, что именно такие мелочи в итоге и помогают по-настоящему что-то понять и сделать выводы.
— Что вам кажется самым прекрасным в Северной Корее?
— Люди. То милосердие и чувство собственного достоинства, с которым они проживают каждый день, несмотря на ужасное давление извне — от правительства и друг от друга. Если говорить о красоте в прямом смысле слова, то северокорейские женщины очень красивые. В обеих Кореях есть одна и та же поговорка: «Симпатичные мужчины — на Юге, а прекрасные женщины — на Севере». Это такой полушуточный аргумент в пользу объединения.
— А что кажется самым страшным?
— Консерватизм, контроль, ограничения, конформизм, давление друг на друга и невозможность доверять. Все это обратная сторона жизни ради великой идеи. Как верно подметил один из моих западных коллег, впервые оказавшийся в Северной Корее, чтобы принять участие в симпозиуме по изобразительному искусству, который мы устраивали в DMZ Academy (буквально — Академия демилитаризованной зоны. — Прим. Bookmate Journal): «Пока ты соблюдаешь рамки, все хорошо. Но стоит выйти за них хоть на миллиметр — начинается страшное». Это страна, в которой невероятный человеческий потенциал сдерживают ежовые рукавицы системы. Хотя сама эта система остро нуждается в свежих идеях, креативном мышлении и внешних импульсах, она чудовищно их страшится.
— Почему вы возвращались в Северную Корею еще целых 20 раз?
— Как говорил мой покойный северокорейский брат мистер Вин: «А почему бы и нет?» А если серьезно, то я глубоко убежден, что ничто, кроме 20 визитов на протяжении шести лет, не позволит глубоко понять ситуацию в стране и менталитет ее людей. Особенно если речь идет о стране с режимом тоталитарного контроля, где правду нужно собирать по крупицам и между строк, выискивать ее в несказанном и несделанном. Кроме того, у меня там действительно были дела: фестивали, выставки, рок-концерты и другие события, которые я инициировал. Без 20 визитов я о них не мог и мечтать, нужно было завоевать доверие.
— Вы учились в Москве, в ГИТИСе, в мастерской Петра Фоменко. Как вы перешли от театра к документальному кино?
— Театр — моя первая любовь. Я никогда его не бросал, я просто следовал за своими интересами и на протяжении многих лет осваивал новые выразительные инструменты, смежные форматы и дисциплины. Документалистика — один из самых синтетических жанров, возможно, с ней может поспорить только опера. Так что для режиссера-документалиста переключение между различными дисциплинами — литературой, музыкой, изобразительным искусством и всеми остальными — не составляет большого труда. И да, я горжусь, что учился у Петра Наумовича. Никто из тех, кому посчастливилось знать его, никогда не забудет его непреходящую с годами страсть, всю ту самоотдачу и жертвы, на которые он шел ради любви к театру, силу его личности. Он в своем роде настоящий рок-н-ролльщик.
— Чем жизнь в Северной Корее похожа на спектакль?
— Так можно назвать практически любое взаимодействие между людьми. Разница лишь в том, что в Северной Корее (как и в любом другом обществе, где главенствует религиозная или политическая доктрина) театрализованность всего происходящего усиливается всеми этими парадами и массовыми хореографическими постановками настолько, что от нее никуда не деться, даже если очень хочется. Во всем остальном мире инструменты пропаганды более тонкие и вне поля зрения. Но они тоже повсюду, особенно с появлением социальных сетей. Так что разница не в сути, а в масштабе и формах.
— Предисловие к биографии Ким Ир Сена написал великий русский писатель Эдуард Лимонов. Как вы думаете, почему Северная Корея очаровывает интеллектуалов?
— Серьезно? Вообще об этом не знал, но это также закономерно, как и концерт Laibach в Северной Корее. Как бы мне его почитать? Пожалуйста, поделитесь! А эту биографию признают в Северной Корее? Позволить чужаку, пусть даже из бывшей страны-побратима, осквернить «священное писание» своей буржуазной двусмыслицей? Немыслимо!
Почему художники и интеллектуалы — легкая добыча для тоталитарных утопий? Думаю, Зигмунд Фрейд раскусил их, когда сказал, что искусство — это область, в которой примитивное человеческое стремление к всемогуществу раскрывается в полную силу. Художник — бог и диктатор в своей собственной вселенной. Но в то же время он тоскует по чувству плеча и желает раствориться в толпе. Подумайте о том, у скольких диктаторов были художественные или литературные склонности или хотя бы претензии. И наоборот. Так что остерегайтесь творцов!
— Кто ваш любимый русский писатель?
— Прямо сейчас — переводчица моей книги Евгения Воробьева. То, как ей удалось пересадить книгу из одного языка в другой, сохранив при этом сердце и душу, — это отдельное произведение искусства. Следом первыми в голову приходят Даниил Хармс, Андрей Платонов и Дмитрий Глуховский.
— В 2015-м вы привезли в Пхеньян рок-группу Laibach из Словении, устроили концерт и сняли об этом документальный фильм «День освобождения». В 2017-м привезли туда же эксцентричных современных художников и тоже сняли фильм — «Война искусств». Поменялось ли что-то в вашем восприятии Северной Кореи за эти три года между фильмами?
— Думаю, за это время сильнее изменилось северокорейское общество, чем мое представление о нем. Уровень контроля и страха стал выше. Когда я первый раз приехал туда в 2008 году, было очевидно, что идет постепенный, пусть очень медленный и тщательно контролируемый властями, но все равно заметный процесс смягчения ограничений и уменьшения тотального контроля за обществом. Концерт Laibach, который все равно было непросто организовать, стал последним аккордом той оттепели.
Все изменилось в 2016 году, когда на съезде партии Ким Чен Ын провозгласил свой новый курс на борьбу с «вредоносным иностранным влиянием». А осенью того же года Трамп стал президентом, что только усилило постоянную паранойю правителей осажденного государства. Ну и вишенка на торте — испытание ядерного оружия. Помню, как тряслись наши постели в отеле в Пхеньяне, хотя бомбу взорвали на другом конце страны. С тех пор экономическая либерализация продолжается, но вот контроль за людьми стал еще жестче. Понятно, что они не хотят повторить судьбу коммунистических стран, в которых молодежь, как пишет партийная газета, «оказалась в авангарде распространения идеологии и культуры империалистов, наслаждаясь западными книгами и фильмами, которые полны идей об упадке, шляясь и слушая джаз и рок». (Смеется.)
Трейлер фильма «Война искусств» (2019)
— В России известен фильм Виталия Манского «В лучах солнца» о Северной Корее. Насколько он достоверный и что с ним не так?
— Это как смотреть в замочную скважину через лупу. Так можно сказать о любом документальном фильме. Мы должны помнить, что документальный жанр — это прежде всего искусство, а не объективная журналистика (если она вообще существует). Проблемы начинаются в том момент, когда режиссер и/или публика начинают путать два этих понятия. Я уважаю Манского как опытного режиссера и умного пропагандиста. Но для каждого, кто хоть немного знаком с его прошлым, очевидно, что «В лучах солнца» — это, скорее, его личная месть Советскому Союзу и тому обществу, в котором он, как и все остальные, был одновременно и в роли жертвы, и в роли сообщника. Это возможное чувство вины может быть причиной, по которой Манский слегка перебарщивает и не может удержаться от искажения реально существующих фактов, не вписывающихся в его политическую повестку. Приведу один пример. Я слышал из надежных источников, что он запретил своим операторам монтажа использовать кадры со смеющимися или улыбающимися людьми.
— Возможно ли в обозримом будущем объединение Северной и Южной Кореи?
— Все возможно, но, скорее всего (я на это надеюсь), в далеком будущем — 20–30 лет назад еще были разлученные семьи, близкие люди оказались с обеих сторон границы. Но сейчас, вопреки всей раздутой риторике, никому на самом деле не нужно объединение. Очевидно, что руководство Северной Кореи не хочет этого, так как все его заявления о передовой экономике сразу пойдут прахом, как это было с ГДР. Жителей Южной Кореи, особенно молодежь, если честно, мало волнует КНДР. К ней относятся как к отсталым, раздражающим гопникам, попытки поднять уровень жизни которых хотя бы до чего-то отдаленно напоминающего Южную Корею не стоят усилий. Крупным державам по соседству — Китаю, Японии, США и России, — которые сотни лет решали судьбу Кореи, явно не нужна единая страна в качестве конкурента. Вы только посмотрите, как справляется одна ее половина. Так что не думаю, что объединение может произойти скоро, точно не на моем веку.
Но, с другой стороны, никто не представлял, что Советский Союз развалится так быстро и резко. Одно могу сказать наверняка: в настолько контролируемом обществе, как Северная Корея, перемены должны будут начаться сверху.
— Можно ли в современном мире воспроизвести такую же модель общества, как в Северной Корее, или идеи чучхе не подлежат экспорту?
— Ну, во-первых, уже есть Китай. И хотя корейцы отказываются признавать это, но, возможно, Китай — лучший или хотя бы наименее худший вариант пути, по которому может в перспективе пойти Северная Корея. Чучхе — это лишь декор. Из серии «у Сталина была своя идеология, у Мао тоже, значит, и нам нужна». Я не знаю ни одного корейца, который мог бы повторить по памяти что-то, кроме первых четырех строк «Об идеях чучхе» Ким Ир Сена. А еще они не любят, когда ты начинаешь зачитывать какие-то куски или цитаты оттуда. Никому не хочется объяснять смысл того, чего не понимаешь сам, особенно постороннему.
— Что бы вы посоветовали человеку, который отправляется в Северную Корею впервые?
— Прочитайте «Предателя в Северной Корее» перед поездкой, а по возвращении, спустя какое-то время, перечитайте. И забудьте, насколько это возможно.