- Бабушка, бабушка, расскажи про войну,- просил Саша, доедая овсяную кашу.
Про войну. Почему всем интересно, что было тогда? Почему они готовы слушать про подвиги солдат, думая, что война, это сплошной героизм и победа?
Она была совсем девчонкой, лет пяти-шести, когда началась война. Отца забрали в первый же день. Мама с бабушкой плакали, а Ляля не понимала почему. Ведь папа улыбался и ничего не боялся. И Ляля не плакала, так как она была папиной девочкой. А папа говорит, что папины девочки не плачут.
Потом пошли обычные дни. Мама ходила на работу, она была поваром в общественной столовой. Возвращалась с работы пропахшая ванилином и сдобными булочками.
- Мамочка, ты пахнешь как тортик,- говорила Ляля, зарывшись лицом в мамины волосы.
А вечерами, когда её укладывали спать, мама с бабушкой сидели на кухне и шёпотом говорили о том, что скоро станет совсем тяжело. А Ляля притворялась спящей и думала, о какой тяжести они говорили. Ведь всё было, как обычно: мягкая булочка со сливочным маслом на завтрак, куриный супчик и пюре с котлетой на обед, а на ужин какие-нибудь вкусняшки, которыми бабушка любила баловать внучку. Нет, определенно, эти взрослые какие-то странные.
А потом в город пришли немцы.
И опять Ляля не понимала, почему мама с бабушкой плачут.
Немцы говорили на непонятном языке и очень часто смеялись. Они в глазах Ляли были весёлыми, прямо как папа.
Девочка скучала по нему. Мама говорила, что уже год папа на войне, но Ляле казалось, что она не видела его целую вечность. Ей очень хотелось, чтобы однажды утром он вошёл в её комнату, взял на руки, и сказал:
- Папина девочка проснулась и готова к подвигам.
А она бы обняла его за шею и поцеловала в свежевыбритую щёку от которой пахнет одеколоном.
Мама с бабушкой вечерами ругали немцев. Говорили, что они фашисты, и скорее бы их всех перебили.
А Ляля достала плитку шоколада, которую ей сунул в руки немец, и не знала, что с ней делать.
Она растерялась, когда он улыбнулся, и что-то говорил на непонятном Ляле языке. А потом подошёл, достал из кармана плитку шоколада, и протянул ей.
- Спасибо,- сказала Ляля, пряча шоколад в большом кармане пальто.
Немец опять улыбнулся и пошёл прочь.
Маме и бабушке Ляля ничего не сказала. Почему не сказала уже не помнит, наверно, боялась, что будут ругать. Но и есть шоколад не могла. Боялась.
На следующий день она тайком закопала плитку в кучу с опавшими листьями.
А потом началась зима. Ляля помнит, как она с мамой и бабушкой ночью бежали из города. Мама что-то сунула немцу в руки, и он открыл шлагбаум. Потом они шли через лес, проваливаясь в сугробы. А через несколько дней ехали в поезде, где было много людей. И все сидели хмурые и сердитые. Несколько раз она слышала непонятное слово "эвакуация", которое мысленно произносила и оно напоминало ей лягушку.
А потом лягушка превратилась в огромную жабу мешающую дышать. Ляля помнит только, как все закричали и послышался оглушительный грохот. Мама прижала её к себе и повторяла:
- Не бойся, милая, ничего не бойся.
Когда Лялю кто-то взял на руки она не плакала. Огромная жаба перестала сдавливать грудь.
- Мама, там моя мама,- сказала девочка, показывая на маму, лежащую без движения.
- Тихо, тихо, малышка, ты в безопасности,- сказал незнакомый дядя.
Детский дом Ляля помнит хорошо. Ей было холодно и одиноко. Хотелось домой, но плакать было стыдно. Она всё время спрашивала у воспитательницы где её мама. На что та отвечала сочувственным взглядом и всегда прижимала девочку к себе.
- Да померла твоя мамка, померла. И моя мамка померла. И его мамка померла.Убили их, понимаешь. Фашисты убили. Поэтому мы все здесь,- сказала девочка Ира, которая была самая старшая.
С тех пор Ляля перестала спрашивать про маму.
Ляля вообще перестала о чём-то спрашивать.
Она научилась прятаться под кроватью, когда слышала звуки бомбежки.
Она забыла вкус сдобной булочки, и запах ванили, которой пахла мама.
Она полюбила черный хлеб, и даже горелую корку, которую раньше скармливали голубям в парке.
Она стала совсем другой девочкой, но навсегда осталась папиной. Потому что папины девочки не плачут.
И только огромная чёрная жаба, иногда, приходила к ней ночью. Она садилась на грудь, мешая дышать, и из её огромной пасти выкатывалось слово "эвакуация".
Так что же им рассказывать про войну, когда до сих пор сдавливает грудь, а запах ванили так и остался лежать на земле, и плитка шоколада навсегда похоронена в куче опавших листьев?