Рассказ участвует в литературном конкурсе премии «Независимое Искусство — 2019».
Непрерывно сменяются тренды,
Но покуда живем на земле
У гадалки, цыганки в платке,
Постоянно найдутся клиенты.
Она помнила… Она помнила, что это сумасшествие началось с простой встречи в обычный день одним серым утром. Оно было совершенно непримечательным, это утро.
– Деточка-умница-красавица! Позолоти ручку бабушке, все расскажу-поведаю о твоей судьбе-суженом-любви и жизни, – тараторила одна из цыганок, хватая невысокую девушку то за руку в красной кожаной перчатке, то за полу черного приталенного пальто. Иногда женщины задевали ее каштановые волосы, то ли пытаясь выдрать прядь, то ли просто путаясь в них.
«Наверное, – думала девушка, вырывая руку из крепкого захвата одной из цыганок, – все пошло не так именно с этого момента, – с того момента, как она обещала священнику не гадать, а сегодня решила прочитать свою руку. Как будто черт ее дернул. – Тоже мне, хиромант-недоучка».
На руке на середине ладони появилась развилка, где одна из линий начала исчезать, а вторая становилась более короткой и прерывистой. Смерть…
«Смерть – это же не в прямом смысле, правда? Это же как в Таро? Всего лишь перемены в жизни?» – нервно думала она, пытаясь прорисовать ручкой линию и удлинить ее.
Ей становились ясны две вещи: грядут перемены, и все пошло не так в этот день, именно с этого самого проклятого момента гадания.
А вы когда-нибудь убегали от смерти?
Остальные цыганки, более молодые, гибкие и цепкие, пестро-цветастые, окружали ее. Они тараторили вразнобой одновременно со старой цыганкой. О, в их толпе эта старуха была самой колоритной. Она выглядела главной и одновременно жуткой, будто вышедшей из сказки. Длинный крючковатый нос с красно-бордовой бородавкой посередине, из которой торчали черные волоски. Залихватский алый платок, как у атаманши, повязанный на манер банданы.
– Все расскажем…
– …будешь знать то, что…
– …ждет тебя…
– Видим же, что хочешь знать…
– …не только о ней поведаем…
– …от судьбы не уйдешь…
Хор голосов сливался воедино, и явственно выделялся только один скрипучий голос старой гадалки. Девушка продолжала движение вперед, аккуратно придерживая сумку и отслеживая кружение гадких попрошаек вокруг себя, медленно закипая внутри, как чайник.
«Честное слово, словно стая грифов. Хотя… нет, скорее, они как гиены. При том, что эти животные точно милее таких людей. А цыгане, они и правда как падальщицы, чующие свою добычу и неотрывно преследующие ее. Стоит только зазеваться, и сожрут – не подавятся… На этой стороне улицы, как назло, никого. Да и до перехода еще идти и идти».
Девушка мысленно застонала.
– Милая, ну что ты боишься, – скрипела старая цыганка сквозь гул молодых голосов своих товарок, круживших вокруг несчастной. Старуха дергала ее за руку и не сбавляла шага, – это же всего лишь предсказание. Неужели тебе неинтересно, что будет? – она облизнула своим языком обветренные, испещренные линиями сухие губы, как будто предвкушала что-то очень аппетитное.
Девушке, краем глаза заметившей это, показалось, что у старухи нечеловечески длинный алый язык, и ее передернуло от омерзения. Ну и почудится же?
Ведь монстров не существует?
Ожидая подчас волшебства,
Всей душою желая обмана,
Ей открыты людские сердца,
Чтобы кинуть в них семя дурмана.
Зубы девушки явственно скрипнули, желваки напряглись. Безразличное выражение на лице сменилось гневом.
– Говоришь, судьбу предскажешь? – взорвалась она, чуть замедляя шаг, поворачивая голову к старой цыганке, споро шедшей с ней в одну ногу и шуршащей своими юбками. – Вы? Ахахаха, те, чей дар давно пропал? Чьи истинные навыки были давно утеряны? Нечисть, вы это серьезно? Серьезно? – она смешливо фыркнула, более активно сбросила одну из множества чумазых рук, тянущихся к ее сумке. – Вы более ничтожны, чем современные псевдоэкстрасенсы и астрологи. И те, скажу я вам, более точны, что в проклятиях, что в гаданиях. Да даже я предсказываю и читаю руки в сто раз лучше вашей братии. Может, мне Вам погадать, и Вы мне заплатите?
Презрительно скривившись, девушка ускорила шаг. А молодые цыганки испуганно замерли, отставая.
Встала позади удаляющейся девушки и старая цыганка.
На секунду время словно замерло. Прекратилось шуршание цветастых юбок. Звук в округе исчез. Не было слышно ничего, кроме главной «гиены» в алом платке:
– Ты еще пожалеешь о своей гордыне, девочка. Желаешь знать или нет, но от судьбы не уйдешь! Вот мое предсказание для тебя: Она придет за тобой, и ты расплатишься за свои слова! И за нарушенное обещание! С этого дня не будет тебе от нас покоя до самого конца!
– Мы еще поглядим, старая ведьма! – приглушенно долетел крик от удаляющейся женской фигуры, так и не повернувшейся к гадалке. – Проклятий не существует, как и монстров.
Монстров не существует?
***
Не сделать с этим ничего,
Устроены так люди,
Желают знать всегда они
О том, что с ними будет.
Это началось сразу после того, как старая цыганка-гадалка со своей оравой коллег-стервятниц прокричала ей в спину угрозы.
Первое время ей казалось, что у нее просто разыгралось воображение.
Возвращаясь засветло, она ощущала голодный давящий взгляд в спину, особенно в людных местах.
Этот липкий взгляд словно ощупывал ее, показывал, что готов разорвать на части при любой возможности. От него у девушки коченели ладони и катился по спине ледяной пот.
Она не любила неизвестность и то, что таилось в темноте… Она не любила свою слабость…
Оборачиваясь или пытаясь обнаружить в толпе обладателя звериного взгляда, она натыкалась на безразличные лица людей, уткнувшихся в смартфоны с наушниками в ушах. Они жили в виртуальных мирах сетей – их было большинство. Им там было хорошо и безопасно.
Меньшинство неохотно или сонно глазело по сторонам, или читало книги, или подремывало на плечах соседей по транспорту.
Ни у кого из тех, кого ей удалось разглядеть, не было такого совершенно дикого и угнетающего взгляда.
«Я просто под впечатлением от этих мошенниц. У меня разыгралось воображение. Хоть кто-то в транспорте периодически проводит по мне взглядом. Может, он или они рассматривают меня, но жажды смерти там нет. Угрозы нет».
Так она утешала себя, отрицая разыгравшуюся паранойю.
Даже закрывая за собой дверь на засов, находясь в своей квартире, она не ощущала себя в безопасности. Ей казалось, что в черных проемах комнат притаилось что-то, что ждет своего часа расплаты. Она жила одна, и, к сожалению, убедить ее в обратном было некому.
Оно жаждет растерзать ее… Порвать на части… Иссушить…
Со временем, с увеличением скорости наступления сумерек ее состояние ухудшилось…
Что же вам поведают карты
Счастья ль в жизни предскажут они?
Может, ждет вас дорога дальняя?
Иль богатств несметных огни?
Теперь же с работы она старалась возвращаться под светом фонарей.
Каждую минуту ей казалось, что в тех местах, где нет света, мелькают темные силуэты, вспыхивают неоново-голубые глаза и слышится смех гиен:
– Ахахау-уахах-хухуху-хухахаха!
И там же, в темноте, слышится шуршание длинных юбок.
В последнее время она почти всегда быстро шла, едва не подворачивая ноги на лестницах, стараясь успеть до темноты.
Пару раз ее даже останавливали люди и предлагали помощь – настолько безумным и беспомощным был ее взгляд. Настолько неопрятной и уставшей она выглядела из-за недосыпа. Ей казалось, что она стала похожа на безумную.
Ей не казалось?
Может, бурная, но короткая
Страсть-любовь до доски гробовой?
Или, может, удар судьбы ждет вас?
Ухмыльнется черный король.
Это длилось уже месяц.
Приходя домой, она слышала шуршание цыганских юбок у себя в квартире, их тихий лающе-воющий смех. Она видела тени, перемещающиеся без наличия всяческих силуэтов.
Представляете себе – тени, да без силуэтов или предметов?
Девушка обзавелась фонариком, заряжающимся от дневного света, и, если где-то вырубалось электричество, то сразу зажигала его. Только он не давал сбоев. Свечи сразу гасли и теряли свой огонь под неведомо откуда взявшимся сквозняком. Аккумулятор быстро разряжался. Иногда еще ей помогал фонарик, работающий от батареек.
А еще она старалась продержаться до утра. Она не выключала свет… она не выключала свет, потому что однажды, в полу-сумерках увидела это…
Оно было худым, невероятно, непропорционально худым. Косматые волосы были нечесаны и, наверное, грязны. Она не знала, она видела это издалека. Невероятные яркие неоновые нечеловеческие глаза, казалось, просвечивали прямо сквозь эти самые лохмы. Они светили даже сквозь темноту злыми голубыми огоньками. Руки свисали плетьми до самого пола, они были с длинными одинаковыми пальцами. Серая в темноте кожа, казалось, была покрыта и пылью, и струпьями одновременно. А уж жуткий оскал с двумя ровными рядами зубов, каждый сантиметров по десять примерно, которые оттягивали тяжелую массивную челюсть и не давали полностью сомкнуться толстым, покрытым слюной губам…
Как она смогла так детально в темноте разглядеть этого монстра? Все достаточно просто: она не разглядела его… она его прочувствовала всем своим нутром, до самой последней выпирающей сквозь тонкую пергаментно-сухую кожу косточки.
Самое странное, что это было одето в черную цыганскую юбку и черный топ, обтягивающий впадающую внутрь грудную клетку, но не скрывающий морщинистой кожи и ключиц.
Оно не добралось до нее – впереди ярко горела коридорная лампа. И, ей вообще показалось, что то, что она увидела – всего лишь очень страшный и жутко реалистичный глюк. Кажется, она сходила с ума.
Ей НЕ казалось?
Самый настоящий ужас начинался тогда, когда она готовилась ко сну. Стоило хоть немного притушить свет или начать проваливаться в сон, как за окном, а она жила на первом этаже, начинали стучать в стекло. Оно так сильно дребезжало, что она боялась, стекло разобьется: бом-стук-тресссь-тишина… бом-бом-бух. Утром же не было никаких следов от ударов. Она точно знает, она проверяла.
А еще за окном слышался смех гиен и надрывный тявкающий вой, рычание: грх– ауауа-ууууа.
Кто-то скребся в стену: скрэээт-скрээт-шкряб, скрэээт-скрээт-шкрябс.
Шорохи становились просто невыносимыми, в каждом углу что-то тяжело ворочалось и шуршало: шурх-шух-фхш.
Все лампы начинали мигать и грозились взрывом.
В голове постоянно отдавалась болью песня о цыганке, терзая висок барабанной дробью и мигренью. У нее никогда не было мигрени до этого, но теперь ей пришлось ее ощутить. Иногда ей казалось, что она просто потеряет сознание и умрет.
Позволить себе провалиться в крепкий сон она также не могла. Там была темнота. Там ее ждали они, шурша своими длинными цветастыми юбками и кружась в дьявольском хороводе. Цыгане с головами гиен или гиены в цыганских нарядах весело щерились на нее из тьмы сна своими желтыми клыками, с которых капала розово-серая слюна…
Не сделать с этим ничего,
Устроены так люди,
Желают знать всегда они
О том, что с ними будет.
***
Обследования у врачей – психологов и психиатров – фактически не дали ей почти никаких результатов. Согласно им, она была полностью здорова за исключением психического истощения.
То, что она видела и слышала, объяснялось просто параноидной реакцией на стрессовый фактор, вследствие которого нервное истощение и произошло.
Добрый с виду старичок в неврологической больнице выписал ей седативный препарат, который, по его словам, в любом случае купирует тревожность.
– Если это нервное расстройство, – говорил он ласковым приглушенным голосом, – то данное лекарство уберет все симптомы, которые вас тревожат.
Его светлый, почти стерильно-белый кабинет не оставлял тьме и ее преследователям и шанса.
– А если нет? – с тревогой спросила она.
– А если нет, – задумчиво, – значит, те, кто находится в нашей больнице, совершенно здоровы, и мы всю рабочую жизнь посвятили им зря, пытаясь помочь.
– Почему же? – она боялась услышать ответ, знала, что он ей не понравится. И все же ответ был предпочтительнее неизвестного молчания, оставляющего ей надежду на выздоровление.
– Тогда выходит, что все, о чем они нам рассказывают, существует. Бред, правда? – улыбнулся врач своей все понимающей приторной улыбкой.
– Да, – нервно рассмеялась она. – Точно, бред сумасшедшего.
Веселый смех старика и ее бледные смешки отражались от стен кабинета, метаясь звуком по помещению и, словно мячики, ударяясь о стены.