В году 1314-м, в марте, аккурат после нового года, пришла весть с гонцом ханским, что великий хан Золотой Орды Тохта умер еще в генваре 1313-го. На ханское место был посажен его племянник, внук Менгу Тимура- Узбек[1]. Поговаривали, будто не своею смертию Тохта помер, Озбяк стрыю помог.
Прошлый год, 1313-й, преставилась вдова Ярославова, мать великого князя, княгиня Ксения, приняв постриг. Долго горевал Михаил, осунулся весь, видеть никого не хотел. В тот же год было знамение новогородцам- Волхов несколько дней тек вспять. Ведуны рекли Новугороду большие разоренья и беды. Новгород изумился, встревожился, сбирались большие веча, горланы кричали розно: кто на свеев указывал, кто на Терь- оттуда, де, беда. Посадник приказал дружине унимать гиль, разгонять горланов ослопами[2], но только люд озлил еще боле.
Как бы не было, как не тревожно было на Руси, а по установившемуся обычаю князю нужно было ехать к новому хану за подтверждением ярлыка. И подарки, само-собой, куда ж без них. Начали сбирать для хана поминок, а тем временем от Юсуфа-толмача пришла с гостями грамота.
«Великому царю и князю пресветлому Михаилу, раб его и слуга Юсуфка челом бьет и ведомо чинит, что благословенный хан Тохта преставился, на белый войлок посажен племянник его, благочестивый Солтан Мухаммед Узбек,- писал он.- Я, своими скудными силишками, что могу, великому князю радею и в том ведомо чиню, что согласья средь родичей и князей в Орде нету. Хану годов с тридцать, а умом мудр не по годам. Одни говорят, что новый хан вельми мудр и благочестив, в воинских делах искусен зело, в одну голову с Бату-ханом ставят. Порочие ж- будто хитер он и лукав. А творится то от того, что хан веры благословенной, светлой, Аллаха и Мухаммеда-пророка, да благословенно имя его! И тем, что нашей вере не радеют, от него великие утеснения и разорения. А войско ханское меж тем отощало, жалованья не получают, в походы не хаживают, и до конца дошли. И с тем будет тебе ведомо, что вскоре можно ожидать большой смуты от прочих, что святости не предалися. А еще же тороплюсь донести, что с прошлого, государь, жалованья твоего по сю пору ни худого хвоста я не видывал, до конца уж испроелся, а что было твоего жалованья, так все издержал и чем вперед буду жить- не ведаю. А издержался я потому, что все вести закупаю у поганых дорогою ценою, а оне без поминков уж и не приносят ничего. А службишки нынче нету- у Узбека свои толмачи, и мне кормления не стало. Посему, великий царь, будь милостив, вели прислать мне в корм всяческих товаров, Аллах свидетель, вовсе в нужде живу, и свое именьишко дела твоего ради все распродал, и многим тут одолжал, а из ясыря так и не выдрался. А лет мне уж много. И о том прошу тебя, великий князь, чтоб с именьишком прислал бы ты мне и милостивую грамоту, отпустил бы меня в свою землю. Я бы из неволи выкупился и домой бы пошел. Хочу святых мест еще посетить и в своей земле помереть. Пожалуй, князь. А коль не сполнишь низкую просьбишку мою, так и не ведаю, для чего моя таковая служба тут надобна.»
Кукша свернул грамоту. Бояре зашевелились.
- Чего он там, в конце-то? Что не надобно-то?- переспросил князь. Никто не ответил.
- В ответной отписке отпишите, чтоб вперед бранных таких слов ко мне не писывал,- наказал князь.- Про отпуск отпишите, что не теперь, надобен он еще мне! Посылок ему собрать, мыслю, надобно. Не обедняем, а он великое дело для нас делает.
- Гость сказывал инако,- почесал в затылье боярин Коляда.
- Чего?
- Толмач твой, государь, только что не с золота едает. Сам уж вскоре хана закупит.
- И пусть его! Он нам надобен. А коль обогател, так и пускай, другой кто не перекупит. Отправляйте! Что от Гюргия слыхать?
- Сбирается в Орду то ж.
- Поспеем?
- А кто его ведает! Юрию подняться- токмо подпоясаться.
- Не мешкайте. Скорей его поспеть надобно.
Послали по весям целовальников для сбора дани и ясака. Вскоре пришла весть из Новгорода Великого от посадника- Новгород на вече зарекся платить дань на хана и царя Михаила. А после и вовсе Павшинича из Новгорода свели. Нужно было снова усмирять непокорных, и Михаил в который раз приказал залечь подвоз в верховые города хлеба, послал дружину занять города новгородские по Волге, занял Торжок и Бежецкий Верх. Хлеб в Новгороде вздорожал, и новгородцам ничего не оставалось, как прислать в Тверь с челобитьем владыку новгородского Давыда, тем паче был в Новгороде пожар великий, пол града погорело. Тот старец умолил князя на милость, и новгородцы приняли обратно посадника от Михаила на всей его воле, а за обиду обязались выплатить князю полторы тысячи гривен серебра.
Как полая вода спала, князь с сотнею дружины погрузился в струги и отправился вниз по Волге в Орду на поклон к хану Озбяку. Вдоль по берегу гнали коней в подарок поганому царю. Проходя мимо Новгорода Нижнего сведали от рыбаков, что в Орду пошел и митрополит Петр.
- Этому-то там что за надобность?- подивился князь.
- Не иначе, Гюргия промысл,- строгая ножом брусок, отозвался Коляда.- Охо-хо!- поднял он к небу глаза, сняв шапку.
- Чего воздыхаешь?
- Так,- надел шапку боярин.- Устал я, княже. Мочи нет, как устал.
- Брось!- нахмурился Михаил.- Коль таковые, яко ты, жалиться станут, что ж с других взять?
- Эх, государь! Сколь уж лет мы в седле, а толку? Вот, сызнова зачинати.
- Брось!- повторил князь.- Тебе таковые речи молвить не годилось. Уразумел?
- Уразумел, государь,- и Коляда снова принялся за свой брусок.
От гостей, шедших вверх по Волге, узнавали вести из Орды. Юсуф оказался прав: в Орде вспыхнул гиль по водительством сына Тохты, Ильбасмыша[3]. Его поддержали вятшие нойоны, те, что не желали новостей в вере. Выходило, что рано пошли в Орду. Глядишь, еще и побьет двоюродного братца Ильбасмыш. Но Озбяку радели купцы бесерменские и новое духовенство, что уж успело взять силу в умах черного люда.
Шли под ветрилами большую часть пути, лишь изредка помогая веслами. Вскоре потянулись унылые безлесые берега. Изредка стали попадаться вежи пастухов. А как вошли в Ахтубу, тут уж, не ленись-берись за веслы! Помогая себе песнею, дружинники, сменяясь, вывели лодьи к поганому стольному граду Сараю. Те, кто тут не бывал, аж рты поразинули- на степу меж холмов открылся огромный град, повдоль реки верст на двадцать- тридцать с лишком и в поле версты на две, воздымаясь от берега, будто гора. Домы простого люда глиняные, но в несколько окон вверх; терема громадные да дивные, оложены цветными каменьями, искрятся в свете солнечном, да в степу еще шатры купецкие да вежи. По реке снуют большие и малые лодки, большие торги по берегу. Несметные стада по обоим берегам застят солнце пылью. Шум и гомон нестихаемый слыхать за много верст.
Руссы пристали пред градом, втащили лодьи на берег, раскинули стан. Не успели присесть, а от града уж прискакал пристав, сведать, кто да для чего пришли. От него узнали, что великий хан Озбяк не во граде, но вскоре будет.
К вечеру к русскому стану приехал на повозке, запряженной ослятею, епископ Измаил. Михаил стоял у входа, прислушиваясь, как из города завывал с минарете моэдзин. Князь помог епископу слезть с повозки, провел в шатер. Измаил сильно постарел, дышал тяжко, едва двигался, говорил с трудом же.
Благословя князя, Измаил тяжело сел на лавку, отер со лба пот:
- Вот каково нынче,- едва слышно молвил он.
- Каково, владыко? Ай, не все ладно?
- Куды там!- махнул тот рукою.- Как Узбек на стол учинился, вовсе жизни не стало. И ране было не мед, а нынче и вовсе хоть помрай.
- А что так?
- Понаехало бесерменов. Сам увидишь, проходу не дают. Нас хучь и не сильно стесняют, а все ж житья нету. Коль не их веры, так поста не заступишь при хане. Новой паствы нету и не будет уж. Вота. А язычников- тех и вовсе без разбору казнят. Что ни день, то главы усекают, аль в воду сажают. Многих посажали.
- Церква в достатке ли?
- А! Куды там. Токмо милостию твоею и живы. Говорю ж, нету паствы, не стало вовсе. Кружка пуста уж который месяц. Слобода наша пустеет. Кто уж и опоганился.
- Да быть того не может!
- Может, князь. Как придут в ночь, да как деток малых поберут, да по своему поганскому извычаю уд урежут, да женку изгваздают, да дщерь в харам заберут.
- Что ж, так люд и не противился?
- Противился. Да без толку. Вразброд все. А Узбек единою десницею вдарил. Кого задарил. Кого напужал. А прочих живота лишил. Теперь вот за братом гоняется по степу.
- Как? А гонец сказывал, придет вскоре.
- Как же, придет! Ушел токмо.
- А Петр не объявлялся ли?
- Как же, тут. Третьего дня пришел. У меня на дворе стоит.
- Скажи, видеть его хочу.
- Скажу.
- Повечеряй со мною, владыко.
- Благодарствуй. Ты вечеряй, князь. А мне етьбы не в жилу, вовсе исхворался я. Стар уж. До холодку посижу, а к ночи поеду. По темени опасаюсь хаживать- воровство да разбой кругом. И до смерти побивают.
- А кто ж нынче в Сарае головою?
- О, тута теперь и не разберешь! Узбек свои порядки ставит. Теперь у них тут вон чего,- поправил панагию епископ.- Ханский совет нынче назван диваном. Верховодит в нем главный визирь и эмиры. Старший -беглербек- теперь держит тысячников, сотников и прочих в войске. Другой- по рядам и тяжбам, третий- казною. Правежи чинят кадии, а духовные дела- муфтии. Такой стат нынче наплодился- казны не достало на содержанье. Обдирают черный люд, будто по три шкуры на кажном.
- А, сказывали, черный люд за хана.
- Покуда так. Обещался Узбек вернуть времена благословенные Джучиеву улусу, егда ясыря множество бысть. Да и гости из-за морей ему радеют, казною ссуживают безмерно. Так вот!
Проводить епископа отправил князь десяток дружинников уж под ночь. Долго бродил по шатру, думая. Оно, может, и к добру, что Узбека нету. Пускай его. Покуда можно сведать, что да как. Кликнув Кукшу, Михаил наказал назавтра сыскать Юсуфа тайным порядком и свести к себе.
На другой день Кукша вернулся уж под вечер. Весь день пршлялся по торгам, обрядившись гостем, Юсуфа выспрашивал. И сведал, что Юсуф с месяц как помер. Зело богато живал, сказывали. А по смерти все имение его под себя визирь забрал за неимением наследников.
Под вечер же пришел чернец от митрополита- звал назавтра на епископов двор. Поехали было, но у града княжой поезд остановили сторожи. Прискакал пристав и сказывал, что русским велено стоять в своем стане, не ходя в город. Указано, де, визирем. Делать нечего- вернулись. Отослали гонца к Петру с вестью и просьбою явиться самому. Ни на третий, ни на четвертый день Петр не являлся.
За неимением помощника пришлось самим сыскивать входов к новым сановникам, домогаться встреч, задаривать. Худо-бедно, а дело шло. А чрез две седмицы явился и Узбек, но русского князя пред собою видеть не пожелал сразу.
Приходил Измаил, жаловался на митрополита. И служба ему не та, и прихожан мало. Он, мол, Измаил виноват, что церковь в запустении. От службы отставил. От Измаила узнали, что Петр уж бывал у хана, но без успеху- вернулся злой.
Наконец, русских допустили до хана. Михаила провели в большой дворец, вели нескончаемыми палатами, чрез несколко дворов с фонтанами. В одном из просторных дворов, в тени полога, волежал на мягких подушках хан в богатом зеленом халате, подтянув к себе ноги в широких штанах, шипал виноградины из большой чаши с фруктами. Пред ним суетились слуги и служанки с задернутыми покрывалами до глаз лицами. Хан повел рукою, молча приглашая гостя. Михаил поклонился, исподтишка разглядывая татарина. Тот был молод, смугл, узок в кости, подвижен. Тонкие руки не выдавали большой силы, но были крепки, пальцы унизаны перстнями с каменьями. На голове накручены материи. Умные глаза смотрели пронзительно.
Хан тоже разглядывал князя, лениво двигая челюстями. Молчание затягивалось, только истошно вопили ходящие прямо по двору диковинные птицы, склевывая что-то в пыли.
- Доглго ждать заставляешь себя, князь,- молвил, наконец, хан.
- Как прослышал о твоем воцарении, великий хан, сразу ж стал сбираться. Ведомо тебе, не в един день боры сбираются.
- А я слыхал, будто не всю дань ты привез, князь,- прищурился хан.
- Все, хан. С чего б?
- Слыхал, что не все спокойно в улусе, что тебе доверен. Не слушают тебя.
- Враки, хан. Все спокойно в Руси. Злые языки поклепали. Да ведаю, каковые.
- Ведаешь?- прищурился хан.- И кто ж?
- Мыслю я, митрополит Петр напраслину взвел.
- Э, князь,- покачал хан головою,- а говоришь, спокойно у тебя. Петр-митрополит, хоть и противный вере светлой нашей, а человек благой. Вашему богу таков служитель нужен. Ты о нем боле хулы не говори мне, не спущу!
Князь продолжал стоять пред лежавшим ханом. Тот, будто только заметил, указал на подушки:
- Что стоишь? Присядь. За ярлыком пришел?
- За ним, великий хан. Пожалуй, дай ярлыка.
- А почему тебе должен я отдать ярлык?- подставляя чашу под бурдюк, спросил Узбек.
- Потому я- старший в роде на Руси. Таков обычай наш, и нарушать его не пригоже, хан. Да и докуки от меня царству твоему не бывало. Ни при отце твоем, ни при стрые. И тебе не станет.
При словах о дяде хан едва заметно поморщился.
- Выходы я срочно плачу. Ничем не изменчив. Отчего б не я?
- Спокойно, говоришь,- задумчиво протянул хан.- А Новгород ваш каково?
Михаил думал, что ослышался, удивленно взглянул на толмача.
- Что дивишься, князь? Мне отсюда боле твово ведомо. Наместников твоих гоняют. Никак управы на них не возьмешь. А московский князь? Взял ли мир с тобою?
- Замирились мы с Гюргием на моей воле, хан. То Петр…
- Не смей и говорить о митрополите!- возвысил голос Узбек.- Ведомо мне, каково ты с ним обошелся. С твоего ведома Петра сместить хотели?
- Что ж, ведал. А тебе ведомо, что обманом он митрополичью кафедру взял?
- Э-э, князь, то ваших святош дела, не мне в них мешаться, и не тебе. Повелось у вас, что греки ставят митрополита, так что ж пенять-то? Поставили, так их дело. А ты по правде ли сменить его желал? А? То-то.
- Не о том речь. Новгород- моя забота. Улажу. Дай ярлыка, хан.
- Недосуг мне теперь,- потянулся Узбек с хрустом.- Сам знаешь, братец мой на меня пошел. Вот улажу с ним, тогда и решу.
- Да что ты, хан, что ж я, тут у тебя сиживать буду? Не могу я. На Русь мне надо.
- Надо, так ступай,- улыбнулся хан белозубо.- Я не неволю. А то, со мною пойдем. Службу свою покажешь, брата к шерти привести поможешь. А, князь?
- Непригоже, великий хан, смеешься ты надо мною,- покачал головою Михаил.
- Ступай. Сказано, как будет срок, решу. Не теперь!
Михаил встал, поклонился хану, пошел к выходу. Его снова провели через череду дворов, вывели из ворот. Тут его поджидал Коляда с дружинниками.
- Как?- коротко спросил Коляда, подавая повод.
- А!- махнул Михаил рукою, пуская коня по пыльной крикливой улице к реке. Впереди скакали два пристава с отвратно трещавшими трещетками, расчищая путь.
В тот день, уже под ночь, приехал к князю Петр. Князь сидел у шатра, глядя на унылые холмы, окружавшие город, на озерца с мертвою соленою водою.
- Так-то ты гостя встречаешь?- подходя, сказал Петр напевно. Михаил поднял голову, нехотя встал, поклонился.
- Что голову повесил?- присел на подставленный стул Петр.- Ай, не принял хан тебя?
- Принял,- вздохнул Михаил.
- А чего глаз не кажешь? Уж пора б объявиться за благословеньем-то. Да и в церкву б не худо, всенощну отстояти?
- У меня своя церква. В походе я.
- Ты не бычь выю-то. Эт мне на тебя обиду держать, а не тебе.
- Ты уж расстарался,- хмыкнул князь.
- Чегой-то?
- Вроде не ведаешь? Узбеку-то кто жалился? Для чего пришел сюды, а, владыко? Гюргию стол доступать?
- Для чего пришел, то не твово ума. А вести из Руси не я принес. Без меня доброхотов достанет. Наворочал ты делов, князь.
- Каких таких делов?
- Возгордился ты. Извычаи рушишь.
- Нет от меня порухи!
- Как нет? Царем себя нарек. Под себя все прибрал. Скоро и князей, братью, похолопишь.
- Владыко, ты моих дум не ведаешь, неча и лясы точить.
- Ой, мудрены думы, глянь!- насмеялся Петр.- Да токмо не выйдет у тебя ничего. Не выйдет!
- А у Гюргия выйдет?
- Ну, коль о Гюргие, так у него выйдет.
- Ты пьян что ль, владыко?
- Не пьян. Радею Гюргию, поелику чую, что сможет. Он тебе не чета, князь, сколь ты не злобься,- поднялся Петр.
- Уходи, владыко. Не доводи до греха!- прорычал Михаил, хватая себя за волосы.
- Ты не рычи. Не убоюсь. А ведаешь, почему у него выйдет, а у тебя нет? Потому- он по извычаю стола заступить не может. Потому длани до мяса посдерет, а доступит. И избирать путей не будет. А ты Владимир получил по лествице. Попомни слово мое, князь. Глаз у меня верный,- и пошел к возку. Михаил в сердцах только плюнул вслед, будто нечистому.
Чрез месяц, в который Михаил бездельно набивался на прием к хану, Петра отпустили с честью в Русь. Узбек снова пошел воевать улусы брата, а к Михаилу приставили сторожей. Теперь на холмах и день, и ночь стояли верховые станицы. Русским позволили ходить где вздумается, только с провожатыми и без оружья. Дело проволакивалось.
[1]Узбек (Озбяк)- Солтан Мохаммат Узбак (?-1341), девятый хан Золотой Орды, внук хана Менгу-Тимура. Насильно ввел в Орде мусульманство. В его правление Золотая Орда достигла верха своего могущества.
[2] Длинная жердь, дубина с утолщением на конце, примитивная палица. Использовалась бедными ратниками как оружие. Для этого утолщение оковывалось железом, иногда с шипами.
[3] Ильбасмыш (?-1320)- сын хана Тохты, по некоторым данным- хан Белой Орды. Выступил против Узбека, но потерпел поражение. В ходе гражданской войны вместе с Ильбасмышем Узбеком были уничтожены несколько десятков чингисидов. Есть мнение, что Ильбасмыш был убит Узбеком еще до провозглашения последнего великим ханом, т.е. около 1313 г., однако предводителем языческого сопротивления принято считать именно Ильбасмыша.