Итак, вторая часть авторской версии сказки "Морозко" в духе "Бажов стайл". Первая часть - здесь.
На другой день встретила Катерина вечор мужа, стол ему накрыла и давай чарочку подносить одну за другой. А сама тем временем поет дурное, в уши льет да накручивает. Ну, известно дело, баба всегда может мужика уговорить, ежели захочет. Вот Катерина и оболгала Настю. Сказала мужу, мол, совсем девка от рук отбилась, гулящая стала, слава о ней дурная пошла, что с парнями путается, по этой славе и Марфушеньку замуж брать не хотят по сестре ее. И так искусно мужика в словах закрутила, что поверил он навету, яриться принялся. А она не дура вовсе, давай ковать железо пока горячо. Говорит, позор на тебе, ты ж ей отец. Разберись с ней как следует, увези в чашу глухую, да и кинь на морозе - всё в деревне знать будут, что ты спуску не даёшь, дом железно держишь!
Мужик обозлился, вскипело в нем по пьяни, ворвался к дочке в каморку, схватил ее за косу и давай поколачивать да словами всякими поносить. Едва успела она платок да валенки с тулупом накинуть, как он ее в сани пихнул и погнал в лес.
Дело уже под утро было, заря занялась, а там и солнышко выглядывать стало. Пока ехали, у мужика на морозе хмель повыветрился, да и, знамо дело, при свете белого дня все иным кажется, чем в ночи. Охолонул, повернул домой, а назад даже обернуться боится, стыдно перед дочерью стало.
Настя же сидит в санях, плачет тихонько. Как увидела, что батя к дому заворачивает, подумала: "Зачем мне так жить?! Света белого не вижу, мачеха заела мой век, а теперь и тятенька хуже зверя будет. Не нужна мне такая жизнь!"
И спрыгнула тихонько с саней.
Пошла по лесу, сугробы скрипят под ногами, воздух свежий, заря принялась белый снег румянить, все деревья торжественно-нарядные стоят, сверкают. Настя слезы вытерла, залюбовалась. Ей и некогда было посмотреть на красоту эту, а теперь и глаз отвести трудно было. Села она на брёвнышко поваленное, вдохнула воздух морозный полной грудью. Думает, хоть и помирать придется, а так хорошо кругом, что и не жаль, хоть пришлось такое увидеть напоследок.
Вдруг слышит - шаги. Оглянулась, видит идёт старик в роскошной шубе. Настя таких одежд, серебром шитых да чернобуркой отороченных, отродясь не видала. Сначала подумала, барин, потом спохватилась - что тут барину делать. А этот идёт, не таится, по хозяйски эдак ступает.
Вдруг ее увидал. Усмехнулся в серебряную бороду густющую, говорит ей:
- Ты чего это, красавица, в лесу в зимнюю пору делаешь?
А Настя и думает, что сказать-то? Не хочется говорить, что родной отец ее из дома по навету мачехи выгнал. Голову подняла выше, улыбнулась:
- День сегодня красивый, дедушка. Пришла полюбоваться на снег. Вот как блестит на солнце!
Захохотал дед, да так звонко и громко, словно парень молодой. Прищурился и говорит:
- На снег, значит, любоваться пришла? Мороза не убоялась. И как? Тепло ли тебе, девица?
А Настя, и верно, уж порядком замёрзла. Но не хотела жаловаться да плакаться.
- Тепло, дедушка.
Дед снова захохотал, вдруг посохом махнул, дунул, и воздух словно зазвенел от холода, мороз пробрался сквозь полушубочек.
Старик смеётся, заливается и снова спрашивает;
- А теперь, тепло ли тебе девица?
Чувствует девка - холод смертный до костей пробирает. Поняла, что пришел последний час. Не пожелала себя в такую минуту жалобщицей оказать. Хоть губы уж едва шевелились, ответила:
- Тепло, дедушка.
Улыбнулся старик, шубу свою накинул Насте на плечи, та мигом согрелась.
- Молодец! - говорит. - Сильная, смелая ты девка. Мне и моим братьям такая работница нужна. Иди к нам службу. Год прослужи честью, коли работать хорошо будешь, наградим. Ну как, пойдешь?
Настя, конечно, и не думала отказывать. А куда ей идти-то было? Но все же решилась спросить;
- А кто же ты, дедушка?
- Люди Морозком кличут, а кто дедом Морозом зовёт.
Продолжение здесь.