Найти тему
Ольга Гудкова

ЖИЗНЕННЫЕ СИТУАЦИИ, КОГДА КАЗАЛОСЬ, ЧТО ВЫХОДА НЕТ

Таких историй больше, но память милосердно прячет их от меня. Я ведома по жизни каким-то внутренним светом, который не дает мне сдаваться.

Мне 6-7 лет. Мы с мамой отдыхаем под Сочи. Плещемся в Черном море. Резко объявляют штормовое предупреждение, волны начинают облизывать даже зданьица пристани. Я в надувных рукавах пытаюсь доплыть до берега, понимая, что выбиваюсь из сил. И вот волна закатывает меня в мясной рулет с резиной наплавников, один из которых ускользает в пене. Помню то щенячье чувство ужаса и боли: я больше не увижу маму, не обниму друзей. Но волна накатила на берег и выплюнула меня на гальку. Я осталась жива, потому что попала в воздушный пузырь, где провела около минуты. На моем теле от удара не было ни синяка.

Мне 16. Летний лагерь на границе с Осетией. Горцы смешались с приезжей «золотой молодежью». Их выходки пугают сопровождающих педагогов: они прячутся у себя. Однажды такая шайка приходит к нашему домику на 4-х, чтобы его поджечь. Просто так. Я кому-то не понравилась. Со свистом и улюлюканьем они выказывают мне ненависть и презрение, требуют выйти. Меня бьет дрожь. Что сделают 4 щуплых девчонки против толпы? Моя подруга ставит руку в дверной проем и объявляет, что никто из них не пройдет. Ее рука не толще веточки молоденькой вишни. Никто не прошел.

Мне 18. Я студентка МГУ. Иду на собеседование в приличную фирму на офис-менеджера. Деньги не помешали бы. Уже вечер, сотрудники собираются по домам. Я в кабинете руководителя. Он в серьезном пиджаке, натруженными руками 40-летнего офисного служащего кликает мышку и обсуждает детали моих обязанностей. Я подхожу. Только «офис-менеджер должен быть с гендиром на одной волне, это правило». Поэтому стабильно у нас с ним будет 3 занятия сексом в неделю. Для продуктивности. Его рука уже лежит на моей через стол. Он предлагает начать сегодня. Ком в моем горле мешает выдыхать. Внезапно я выдаю, что у меня эти дни. Но готова приступить с понедельника. С минуту он думает, потом соглашается и отпускает меня. Не чувствуя ног я вылетаю из офиса и пережидаю истерику во дворах.

Мне 19. Во время сессии ночью я узнаю, что моя бабушка умерла, а родственники на похоронах выпили и обидели мою маму, которая приехала из Москвы в пгт под Волгоградом, ей негде остановиться. В гневе я вспоминаю номер тетки и звоню ей, чтобы все выяснить. Получаю тонну дерьма в ответ. Мама не отвечает. На дворе январь. Я выбегаю в пуховике на пижаму во двор. Снега по колено, улица пустынна. Двигаюсь в сторону церкви, чтобы хоть как-то прийти в себя. И замечаю фигуру человека. Это крупный мужчина. Он тоже меня замечает и резко начинает идти в моём направлении. Бежать по сугробам нет смысла. Я наполнена негодованием, унция страха плещется где-то в области колен. Поравнявшись со мной, он кладет мне руку на плечо и басит: «Что, мать, темно уже. Пойдем по домам».

Мне 21. Я живу в студенческом общежитии. Жители района говорят, что оставляли заявки на отлов собак. Говорят, бешеных. Много чего говорят, я не слушаю. Бегаю на учебу, уверенная, что путь к метро – людный, безопасный. В будний день выхожу из подъезда и пересекаюсь взглядом с ней. Огромной собакой с черным щетинистым ёршиком на загривке. Быть может, она не была такой огромной и черной – у страха глаза сами знаете. Но зубы ее мне снились долго. Зияющая пасть с живописно капающей слюной. Она стояла метрах в 50-ти, возбужденно дыша и несколько секунд сверля меня глазищами. Потом бросилась ко мне. А меня бросило в тошноту. Я окаменела от ужаса и приготовилась быть разорванной. Вблизи ни единой души. В голову даже пришла молитва. Я закрыла глаза. Укуса не случилось. Собака просто пробежала мимо, словно меня там и не было.

Мне 25. Еду пассажиром английского мотоцикла на природу. Водитель на опыте. Я молода. Жизнь прекрасна. Всё еще впереди. Замечаем участок дороги со свежим гудроном. Ремонт. Табличек нет. Доли секунды на осознание, что колесо проскальзывает, как по маслу. Мотоцикл на скорости валится на бок. Экип принимает удар на себя. Но моя ладонь без перчатки в мясо. Водитель отскакивает, а я оказываюсь придавленной 200 кг горячего железа. Нога зажата и ноет. В одиночку такую махину не поднять. Пока мой спутник тормозил водителей, я пролежала на Можайке под мотоциклом несколько минут. Вечность. Мысленно представляла, как мне ампутируют ногу. Как жить дальше? Кем работать? И даже успела свыкнуться с новым будущем и накидала пару вариантов удаленных профессий: благо, голова цела. Меня, наконец, вытаскивают. Едем на рентген. У меня ни перелома, у ноги – лишь растяжение.

Мне 28. Из-за пандемии я заперта в самой далекой стране. Не успела вылететь в РФ после курсов. Новая Зеландия закрывается на карантин с правом иногда выходить в магазин. Принимающая во время учебы семья не может нас оставить – комнаты для их вернувшихся детей. Спешно с мужем ищем жилье. Нас привечают 40-летние русская с мужем-арабом. Мы каждый день мониторим спасительные рейсы. Живем семьями дружно. Помогаем с 3-мя детьми. Пока однажды ночью добропорядочный араб не начинает меня домогаться по телефону. В темноте собираем с мужем вещи в то время, как закоренелый семьянин сыпет угрозами после отказа. Обещает утром джихад и кровную месть. На рассвете мы с мужем списываемся с русским знакомым, который в последний момент забирает нас из теплого приюта.

Я знаю, что этот чек-лист будет пополнен. Но я к этому готова. Такие пограничные ситуации научили меня одному: в трудные минуты помнить, что я и не такое проходила. Я сильная. Я справлюсь. Я выживу.