Андрей ворочался в кровати в попытке уснуть. Как он не ложился, на какой бок не поворачивался - ничего не работало. Мышцы болели, и он не мог точно сказать, было ли это от напряжения, которое никак не проходило, или от занятий спортом. Он их начал потому, что думал, что по-другому просто с ума сойдёт, сидя дома. С другой стороны он заметил, что после третьей недели - выйти на улицу чувствуется какой-то глупостью. Мысли вихрем носились в голове, перескакивая с одной темы на другую. И он не хотел себе признаваться, что боится уснуть. Он изо всех сил старался тянуть время и не ложиться спать, а потом думал о чем угодно, отгоняя мысли о сне. С другой стороны, он думал, что может на этот раз ему повезёт, и ему не будут сниться кошмары, и он, как нормальный человек, выспится. Он не мог избавиться от ощущения ужаса при одной мысли о сне. Но так хотелось спать. Он погружался в забытьё и не замечал, как кровать медленно поглощала его тело. Как железные прутья вонзались в его тело, как он истекал кровью, как месиво из железа, дерева и одеяла, почмокивая, пережёвывало его, как и тысячи ночей до этого. И в какой-то миг, Андрей открыл глаза, он хотел кричать от боли, которая разгоралась во всем его теле, он хотел позвать на помощь, но из его рта не вырывалось ни звука. Он пытался бежать, но не чувствовал своего тела, он пытался кричать, но не мог разжать челюсти. А потом он вспомнил, как это часто бывает во снах, что он уже был в этом. Что он уже был в тисках этого ужаса, пронзённый болью, поглощённый собственной кроватью, что этот сон повторяется. Тогда он высвободил свои руки, они горели - поцарапанные, в крови, и дрожали от боли, и нажал на челюсть. Как когда-то делал своему псу, чтобы тот разомкнул её и он мог вытащить кость, которая застряла где-то в горле. Он жал руками на челюсти, но ничего не выходило. А между тем, в этом сне самое страшное было не в том, что его съедала собственная кровать. Он помнил, что самым страшным было, что он крошил себе зубы от напряжения. Он чувствовал, как они уничтожались, стирались в порошок и он задыхался. Каким-то чудом ему удалось немного приоткрыть рот и он засунул палец между верхними зубами и нижними, по всей его длине. И он чувствовал, как боль пронзила этот палец, что теперь тиски, которые должны были стереть его зубы работали над мягкой плотью пальца. Но он знал, где-то там, он знал, что победил, что мышцы челюсти рано или поздно расслабятся, и перестанут так болеть, он может выдохнуть. Но не тут то было, он стал задыхаться от песка, тот стал сочиться из кровати, от него щипало в ранах по всему телу, и очень скоро он заполнил собой комнату, а потом, когда Андрей чувствовал, что задыхается, что его рот наполняется песком, что он сам становится песком, парень провалился сквозь кровать.
Андрей проснулся в холодном поту. Он чувствовал, что задыхается, что ужас охватывает все его тело, что сердце вот-вот выскочит из груди. Он с трудом поднялся с кровати, с подозрением оглядел простыню и одеяло. Все тело ныло от боли, каждая мышца словно разрывалась на части. Он подошёл к столу и выпил воды. Он пальцами провёл по губам и зубам. Все оказалось на месте, это успокаивало. Правда, губы опухли и кровили, должно быть покусал во сне. Это с ним было часто. Он уже знал, что не сможет уснуть, в самом лучшем случае удастся вздремнуть на диване. Он взял подушку и одеяло, пошёл в зал. Он сел на диван, ноги были в песке, парень отряхнул их, решив, что пора убираться, но завтра. Андрей, разбитый, лёг на диван и почти сразу уснул. Диван заскрипел под ним, задрожал, и захлопнул спинку, пережёвывая парня. Вместо крика раздалось глухое мычание.