Священное писание в современном прочтении: от Исхода до Второзакония
Так, на чем я остановился в прошлый раз? Ах, да – Яхве кинул своих богоибранников в Египте, когда их начали громить местные, и свалил из еврейской истории аж на целых лет ДВЕСТИ, а то и триста-четыреста «темных времен еврейского народа». Ладно, оставим это на его божьей совести и посмотрим, как поживают евреи. Плохо они поживают, никто их не любит, и не приголубит, уже прошло столько времени, но местные им не забыли, как они тут вышивали при Ёсе, и за людей их не держат, гнобят их на самых тяжких работах, да еще и детей их начали убивать по фараонову приказу, чтоб не плодились, топят их прямо новорожденными младенцами. Одним словом, форменный геноцид. И тут появляется герой всей книги Моисей, Мойша. Трогательный рассказ про его воспитание дочкой фараона мы опустим по причине его навязчивой сиропности, совершенно неуместной: был бы воспитан у фараона, вышел бы египтянином, и о своем еврействе даже бы не догадался никогда. Скорее всего, Мойша уже взрослым парнем сумел улизнуть из-под охраны, сторожившей еврейских рабов (а то бы они давно разбежались), и бежал из Египта в Мадиам, в степи к кочевникам. Там он в качестве египтянина устроился у тестя, взяв в жены его дочку, и принялся по обычаю пасти овец. И вот тут-то – надо же! – Яхве вдруг вспомнил про давно покинутый им народец. А народец-то его не забывал, денно и нощно все вопиял к нему с надеждой, но все напрасно, и так прошло десять поколений евреев, канувших в Лету и зарытых в египетскую землю. И вот Яхве позвал Моисея поговорить, но сам за куст горящий спрятался, в дыму затаился, шоб Мойша его потом не опознал по фотографии. Я, говорит, бог твоих предков, они меня шибко боялись и ты бойся, припугнул еще малость чудесами всякими, чтоб слушался, да и послал его обратно в Египет выручать соплеменников. Вся эта выручка походила на игру дитяти в оловянные солдатики: в одной руке одна армия, в другой – другая. Мойша пришел к фараону и говорит: гляди, щас будут фокусы. Фараон говорит ему, ты, мол, деревенщина, нашел чем удивить, у меня своих циркачей навалом, позвал, те вышли и Мойшу спроста переплюнули. Тогда Мойша с досады взялся за дубье, и те на него с дубьем вызверились, но Мойша был здоровее, окреп на природе-то и своей дубиной прихвостней царских как есть разогнал. А фараону говорит: так мол и так, мой бог тебе приказал отпустить со мной евреев, мы уходим – и дубину фараону показывает, штоб припугнуть. В общем-то, фараону евреи давно надоели, ну и шли бы себе с богом. Так ведь нет, Яхве-то тут как тут, нашептал-наколдовал, да и зачем-то «ожесточил сердце фараоново» - нет, говорит не пущу и все тут. Тогда Яхве опять же напустил на фараонову страну всяких бедствий – это с одной стороны; а с другой – все ожесточает и ожесточает сердце фараоново, тот и сам уже не рад, что с Мойшей впрягся на «слабо» тягаться, а стопануть уже не может, честь его затронута, лицо потерять боится. В общем, долго ли, коротко ли – тут как раз пасха приспела, стало не до бедствий, все принялись куличи печь. А Яхве Мойшу надоумил: скажи фараону, что на пикник отлучитесь шашлыки на природе пожарить – а сами свалите из Египту, и поминай как звали. А теткам своим, еврейкам, скажи штоб напросили у хозяек золота и драгоценностей нацеплять на себя цацек покрасивше на праздник, шоб перед мужиками повыставляться, себя показать во всей красе. Ну те и рады стараться – бабы же и те, и другие, им же самая потеха дураков подразнить собой. В общем, набрали злата-серебра со всего египту, и пока хозяева на пасхальной ночной службе зевали во весь рот под пение «Христос-воскресе!», свалили по-тихому всем кагалом. Да еще и чего учинили-то: всех младенцев египетских, что дома с еврейскими няньками по малолетству оставались родителей из церкви дожидать, всех до одного перерезали из дома в дом, и кровью их испачкали все двери. Так шо, вернувшись по домам, хозяевам было чем заняться и стало не до беглых рабов, которые утекли в сторону моря неширока, да и, покрав рыбацкие лодки, переправились на другую сторону речки, пока их не хватились. А тем лодкам, что остались, проковыряли днища, штоб не было сразу заметно. Ну, фараон с войском, как хватились беглых рабов, пустились в погоню, и видят, как те на лодках уплывают у них на виду. Погорячились догнать и не глядя в лодки попрыгали-поплыли, вот уж и догоняют, щас… И потопли всем войском в море в дырявых лодках – вот шо Мойша с Яхвой удумали-учинили, молодцы, и народ спасли из рабства, и угнетателям отомстили страшной карой, и богачества набрали шо не унести. Так-то вот яхве и напомнил своим евреям, кто их бог, и с кого им пример брать надо, чтобы всю шваль в округе в страхе держать – знай наших! А еще наобещал: щас пустыньку махоньку перейдем за пару дней, а там земля вас ждет – полна чаша, реки молоком и медом текут по ней. Всего и делов-то – перерезать тамошних жильцов, завладеть хозяйством, и живи себе поживай, добра наживай!
Но сперва – Закон установить треба, шоб жили по закону, а не как блатные по понятиям. Позвал Яхве Моисея на гору, отгородился от народа дымовой завесой, напустил туману, и заставил Моисея вырубать на каменных досках, снятых на ближайшем кладбище, десять заповедей по зубилу молотком один раз и десять раз по пальцам. Пока-то Мойша-овцепас к ремеслу приучился и приладился, пока буквы сперва выучил, потом на камне выдолбил – аккурат, считай, уже сороковины по нем справили. Вот он к народу выходит из тумана с каменными письменами, а там как раз поминки по нем в разгаре, народ поет-пляшет, напились все так, шо и забыли уже про Мойшу-покойника. А тут он – нате-здрасьте, живехонек, да с подарками от Яхве, привет от бога вам горячий-пламенный. А народ-то напитой, уж с третьего дни по его уходе на гору все тризну празднуют по Мойше и по Яхве, считай что месяц-больше уже, как обои сгинули без вести пропавши. И говорят: ты ваще хто такой? Иди поклонись-ка нашему боху, мы с девок злато египтное посымали, поплавили да и отлили себе тельца золотого для поклонения, штоб быть у нас богу вместо Яхвы пропащего. Ну, Мойша расстроился, што о нем все позабыть успели, и с досады побил-поколотил те доски мраморные с письменами, пришлось потом опять с кладбища другие спереть, и сторожу бутылку поднести, штоб отвернулся. Однако, во второй раз дело шибче пошло и с новыми каменюками Мойша живо за пару недель управился – набил руку-то. Но яхве на народ за себя и мойшу шибко обиделся, и решил их малость еще помурыжить в пустыне, шоб военная служба медом не казалась. И поводил их по той пустыне по кругу лет сорок, пока все не перемерли. Позаботился, в общем, о своих обещаниях «земли, которую дам вам» богоизбранным своим, всех в нее закопал. А Мойше напоследок говорит: залезь на гору, и посмотри с нее на свою землю – видит око, да зуб неймет. Шо, хочешь конфетку? А вот выкуси-ка: помрешь здесь, здесь и закопают, штоб вы, жыды, не поганили мне землю обетованную. Дети ваши пойдут жить в ней, а вы все здесь так и сдохнете. И Мойше напоследок зад показал, а лицо так и прятал до последнего, шоб его потом по милицейским сводкам не вычислили.
«Что касается, в частности, Моисея, то его мифичность не вызывает сомнений у подавляющего большинства историков. Такой крупный представитель исторической науки, как Эдуард Мейер, был вынужден заявить: "Тот Моисей, которого мы знаем, - предок жрецов Кадеша, т.е. фигура из генеалогического предания, стоящая в связи с культом, а не историческая личность. Ведь из тех, кто разбирал его историческую фигуру, никто (если не считать таких, которые принимают традицию без разбора за историческую истину) не сумел наполнить ее каким-нибудь содержанием, представить его как конкретную индивидуальность или указать хоть что-нибудь, что он создал и что явилось бы его историческим трудом"»
«В 1925 г. крупнейший английский исследователь палестины Макалистер, подводя итоги столетию археологического изучения этой страны, выражал удивление по поводу того, что библейское повествование в такой ничтожной доле подтверждается археологическим материалом. "Нигде, - пишет он, - во всей стране мы не можем обнаружить ни малейших следов Авраама, Исаака и Иакова, Самуила, Саула, Давида, Исаии"; "Давид, Иоав, Авессалом, Натан, Гад и прочие значительные и незначительные лица того времени известны нам только по упоминаниям в Библии. Ни внутри, ни вне пределов их древней страны не найдено никаких других упоминаний об их деятельности"
Крывелев «Книга о библии»
Если опереться на факты современных историко-археологических исследований, и отбросить обиняки типа «а вдруг мы чего-то еще не знаем», то придется признать, что история еврейского народа, описанная в еврейской библии является сказочным героическим эпосом, порождением комплекса неполноценности вечно порабощенного малого народца бунтарей, находившегося в постоянном угнетении со стороны великих государств и народов, и всегда мечтавшего об отмщении всем своим обидчикам за свои вековечные унижения, что и выразилось в героике библейских еврейских персонажей. Все без исключения «святые праотцы» евреев – вымышленные герои сказок. Но главным остается тот общий фон полной безнравственности и морального релятивизма библейских повествований, присущий как отдельным персонажам, так и в целом еврейскому народу, описанному в библии в его отношениях как со своим столь же аморальным богом, так и друг с другом, не говоря уже об иноплеменниках, которых еврейская библия вообще за людей не считает. И, спрашивается, как такое свидетельство и руководство морально-нравственного разложения, столь глубокого падения нравов, каким, очевидно, является еврейская библия, могло стать и до сих пор остается «СВЯЩЕННЫМ ПИСАНИЕМ» христиан: люди, ну не дураки ли вы, спросите себя сами.