Если бы меня кто-нибудь спросил, какой запах у любви, я ответил бы, что она имеет запах духов, название которых я так и не смог запомнить. Буквы, те, которые я прекрасно знаю, складывались в слово, которое я никак не мог запомнить. У меня такое бывает. Вообще-то, у меня фотографическая память, и я одарен от природы, но есть такие слова, которые я не могу постичь. Смысл их ускользает от меня, и тогда я запоминаю запах или вкус. Так вот, это странный запах, пряный и сладкий, но, только если вдохнуть его полной грудью и задержать дыхание, то потом остается горечь, послевкусие - горечь…
Если бы меня кто-нибудь спросил, какая любовь на вкус, то я ответил бы, что она – как горький шоколад. Кладешь на язык маленький коричневый кусочек, и рот заполняется восхитительным шоколадный вкусом. Но потом брусочек начинает таять, и по языку расползается горечь, послевкусие – горечь..
Если бы меня спросили, можно ли пить любовь, и какой у нее вкус. У напитка – любви, я сказал бы, что у этого напитка вкус горького кофе . Послевкусие – горечь…
Мы решили пойти в кино. А что, экзамен по анатомии у вреднючего профессора, по кличке Вампир, мы сдали. Я вообще сдал на отлично. Для меня – не проблема. Я одарен от природы. Природа много чего мне дала. В том числе и способность учиться на отлично.
Мы пошли вчетвером. Я, мой друг Степан и две девушки – одногруппницы – Наташа и Даша. Наташа, как я знал, была в меня влюблена еще с начала обучения. А Дашка – девушка Степана.
Мы встретились около развлекательно-торгового центра и решили пойти на последний сеанс. Нам было абсолютно все равно, что смотреть, самое главное, что до сеанса мы могли спокойно посидеть в ирландском баре. Там, как сказал Степа, подавали черное пиво. Девчонки пришли в восторг, а мне было все равно. Пиво – не тот напиток, который можно любить. Он вреден, как собственно, и весь алкоголь.
Степа занял места в баре, и заказал пива, и себе и девчонкам. Я же успел проголодаться и пошел изучать меню. Тут, у стойки, я уловил запах – запах духов. Духов, которыми пользовалась женщина, которая любила моего отца. Запах был едва уловим. И вообще, он мог исходить от любой другой женщины, но я знал, знал, что где-то здесь женщина, которая любила моего отца. Пряный, восточный запах, сладкий и манящий, вдохнув который вдруг начинаешь чувствовать горечь. Послевкусие – горечь… Как будто кто-то растоптал диковинный цветок неземной красоты, и он, умирая, сменил пьянящий аромат на горечь. Послевкусие – горечь…
Я сделал заказ и вернулся за столик. В этот момент верхний свет приглушили, и девушки – официантки стали зажигать свечи, стоящие на столиках. Я смотрел в зал, рассматривая людей, и тут, за одним из столиков, от которого отошел мужчина в кожаной куртке, до этого закрывавший весь обзор, я увидел, нет не увидел, а скорее почувствовал, почувствовал во рту вкус горького шоколада, на губах – горечь кофе, а ноздри наполнились горечью, послевкусием пьянящих духов, и я понял, а только потом увидел, что там сидит женщина, которая любила моего отца. ЛЮБИЛА моего отца, любила МОЕГО отца, любила моего ОТЦА, любила…
Если бы меня кто-нибудь спросил, какой запах у вожделения я ответил бы, что оно имеет запах духов, название которых я так и не смог запомнить. Буквы, те, которые я прекрасно знаю, складывались в слово, которое я никак не мог запомнить. У меня такое бывает. Вообще-то, у меня фотографическая память, и я одарен от природы, но есть такие слова, которые я не могу постичь. Смысл их ускользает от меня, и тогда я запоминаю запах или вкус. Так вот, это странный запах, пряный и сладкий, но, только если вдохнуть его полной грудью и задержать дыхание, то потом остается горечь, послевкусие - горечь…
Если бы меня кто-нибудь спросил, какое вожделение на вкус, то я ответил бы, что оно – как горький шоколад. Кладешь на язык маленький коричневый кусочек, и рот заполняется восхитительным шоколадный вкусом. Но потом брусочек начинает таять, и по языку расползается горечь, послевкусие – горечь..
Если бы меня спросили, можно ли пить вожделение, и какой у него вкус. У напитка – вожделение, я сказал бы, что у этого напитка вкус горького кофе . Послевкусие – горечь…
Я смотрел на нее, и мне казалось, что я вижу ее близко - близко. Маленькая женщина, похожая на японскую изящную статуэтку, со светлыми, почти белыми волосами и с разными глазами. Один был зеленым, а второй – угольно-черным. Она была породиста, как бывает породиста лошадь. У нее были черные брови и черные ресницы. Краски на лице были яркие. Она почти никогда не пользовалась косметикой. У нее был низкий голос, когда она говорила, и невозможно красивое сопрано, когда пела. У нее были белые зубы, крупные и ровные. У нее были кисти, такие, как будто их лепил скульптор. У нее были маленькие, детские ступни. Это была женщина, которая любила моего отца.
Я бы все отдал, чтобы она не увидела меня, а с другой стороны, я хотел, я жаждал, я изнемогла от желания быть замеченным ею.
Она крутила на блюдце кофейную чашечку и думала о чем-то. Я заметил, что у нее на пальце появилось колечко. Его не было раньше. А, собственно, когда раньше? Вот уже два, то есть полтора года, как я не видел ее, женщину, любившую моего отца. Отца, отца, отца…
-Ой, Саня, гляди, - Наташка толкнула меня в бок, и я проследил за ее взглядом. По проходу между столиками шел мужчина, тот самый, который стоял около женщины, любившей моего отца. Он шел по направлению к ней, а в руках у него был букет бардовых роз. Впрочем, букетом это назвать было сложно, роз было, наверное, больше сотни. Он подошел к ней, женщине, любившей моего отца, опустился на одно колено, и протянул ей букет. Когда она потянулась к букету, от взял ее руку и поцеловал. Крохотная ручка женщины, любившей моего отца, просто утонула в его огромной ручище.
Что-то показалось мне знакомым в этом мужчине, но я не мог понять что.
Наташка опять толкнула меня в бок.
-Санька, это же Ярцев!
Я смотрел на женщину, любившую моего отца, и не сразу понял, о чем говорит Наташка.
-Какой Ярцев?
Наташкины глаза вылезли из орбит.
-Да ты что, Санька, Это же Ярцев. Ну, Ярцев, вспомни только. Рок против наркотиков, рок за мир, в общем. Все такое в этом духе, ну помнишь, это у него:
«Сейчас над землей займется рассвет,
А нас еще не убили.
И даже те, кто послал нас на смерть
О нас еще не забыли.
Мы выжить должны в этом бою,
Чтоб отмстить за павших.
Две жизни прожить - их и свою,
За нас свою жизнь отдавших.
Их нам не вернут ни молитвы. ни мат.
Тела их давно остыли.
Но мы отомстим за погибших ребят.
Они не напрасно жили.
Мы – боги войны, вчера – пацаны,
Сегодня бойцы, солдаты.
И мы здесь, на поле ненужной войны
России с Россией клятой.
Мы – пасынки Родины, дети – войны.
За нас отомстят когда-то»
-Точно, Точно! – обрадовался Степан, у него еще эта есть:
«Эй, вы. сучьи сыны, дикие гуси,
солдаты удачи.
Вы далеко от своей страны
И каждый, вами убитый,
Оплачен.
Вы жаждете крови, и черт
Вам не брат,
И нет ни любви, ни дома,
И только одно искусство для вас
Понятно, близко и знакомо.
Вы можете только одно – убивать,
Стоите в крови по колено.
И вам никогда, никогда не понять,
Что жизнь человека бесценна»
Продолжение следует