15 августа исполняется ровно 28 лет, как с нами нет Виктора Цоя, поэта, композитора, музыканта, лидера группы «Кино», трагически погибшего в аварии на трассе Слока-Талса. До сих пор ходит множество мифов и легенд относительно личности Цоя. Усилиями исследователей творчества группы «Кино» (В. Калгина, например), выходят книги, посвященные жизни и творчеству Виктора Цоя. Мы решили расспросить писателя Павла Крусанова – приятеля Цоя, участника группы «Абзац, члена Ленинградского рок-клуба, представителя музыкального андеграунда, о тех далеких событиях, происходящих вокруг группы, и лично – Виктора Цоя.
- Павел Васильевич, почему группа называлась «Кино»? Алексей Дидуров выдвигал такую версию, что на квартирниках, кажется, девушки говорили: «Ребята, ну, вы просто кино», и это название как-то само закрепилось...
- Про девушек ничего не скажу. Название возникло как-то исподволь. Назывались ребята - «Гарин и гиперболоиды», потом Олег Валинский, барабанщик и прекрасный бэк-вокалист, ушел в армию, состав претерпел изменение, ушел и Леша Рыбин, а вслед за этим окончательно поменялось название. Появилось «Кино». Кстати, Олег Валинский в детстве пел в хоре, знал толк в голосовых раскладках – без него в «Кино» уже не было такого чудесного многоголосья. На записях Цой сам пел и накладывал вторые голосовые партии.
- Какое впечатление Цой произвел на вас при первом знакомстве?
- Мы познакомились в восьмидесятом или восемьдесят первом, нам было по девятнадцать лет. Он еще не написал ни «Бездельника» ни «Мои друзья идут по жизни маршем». Тогда он играл на басу в «Палате № 6», исполнял песни Максима Пашкова. Все еще было впереди. Впечатления какой-то особенной, чрезвычайной яркости он в ту пору не производил – немногословный, пожалуй, даже замкнутый, однако исполнен достоинства и брутального мужества. Он знал, чего хотел, и шел к цели. Иной раз на ощупь, вслепую, но на посторонние вещи надолго не отвлекался. Он хотел быть звездой, чувствовал в себе талант и волю к действию, и двигал по выбранному пути, будто заранее знал вышний промысел о себе.
- Как вы относитесь к биографии Цоя, написанной для малой серии ЖЗЛ? Все ли в ней объективно и достоверно?
- Я эту книгу не читал. А что до объективности и достоверности – сколько свидетелей, столько и достоверностей. И зачастую они не сходятся друг с другом. Тем более, шлейф героического мифа требует от рассказчика положенную дань, и тут уже страдает объективность.
- В упомянутой книге ЖЗЛ, вы, вспоминая Цоя, говорите, что Цой наполовину кореец, невольно нарушал все возможные стереотипы. Вы вспоминаете его малоразговорчивым, но не молчуном, с тонким чувством юмора. Вы уже тогда понимали, с кем имеете дело?
- Да, у Цоя, несмотря на его немногословие, была хорошая реакция, он быстро отзывался на шутку и сам не лез в карман за остротой. Что касается осознания масштаба личности, то в ту пору – я имею в виду начало восьмидесятых – все вокруг были юными гениями и наполеонами. Не быть поэтом, музыкантом, художником в те времена значило не существовать вовсе – по самому строгому требованию небытия. Такое было время – время веселых нестяжателей, для которых мерилом успеха служили вовсе не деньги, а восторг дарения себя всем вокруг и масштаб принятия этого дара. Потом, конечно, жизнь постепенно расставляет все по своим местам – на всех милости у нее не хватает. Банк срывает только один. Хотя сказать, что кто-то из той нашей компании остался за бортом – не верно. Майк, Свин, Панкер, Рыба – каждому досталась своя минута славы. Но банк все же за Цоем.
- Чем бы занимался Цой сейчас, если бы остался жив, как вы думаете?
- Он умел сочинять и петь песни – этим бы и занимался. Другое дело, что дух больше не дышит в музыке – какая из групп соберет сегодня стадион, если это не зубры из прошлого вроде «Аквариума», «ДДТ», «Алисы»? Музыка вновь ушла в подвалы – в клубы. Возможно, Витя попробовал бы в ящике вести то или иное шоу. Но, быстро разочаровавшись, бросил бы – там только тщеславие, поза и суета. В политику бы не пошел – она ему всегда была до лампочки. Вообще, фантазии на эту тему – дело пустое и неблагодарное. Он оказался любимчик судьбы – та забрала его молодым, на взлете. Это своего рода милость. Змея, пережившая собственный яд – незавидная участь.
- Виктор Цой ушел на самом пике популярности. Упомянутый Дидуров, Юрий Белишкин, были убеждены, что его убрал КГБ, подстроив аварию: слишком яркой личностью был Цой, и он мог куда угодно повести за собой, скандируя со сцены лозунги перемен, которые по мысли Цоя, должны были произойти не внешне, но внутренне. Как будто предчувствуя опасность ситуации, Цой, в начале карьеры спел: «Я попал в какой-то не такой круг». Что Вы об этой всей истории с гибелью Цоя на трассе Слока-Талси, думаете?
- Про КГБ – чушь собачья. Я уже говорил, политика ему была неинтересна. Когда после съемок «Ассы» Сергей Шолохов говорил Цою, что его песня - «Мы ждем перемен» в финале фильма выглядит как-то странно, искусственно, Цой отвечал, что чрезвычайно рад тому, что его появление в картине практически никак не связано с сюжетом. Он сторонился любой идеологической и политической ангажированности. Это вам не Макаревич с белой ленточкой – Цой чувствовал себя ответственным только за собственную музыку, только за порядок ее нот, и совершенно не страдал избытком общественного темперамента. Ну а это обобщающее поколенческое «мы» в его текстах – типа «дальше действовать будем мы» – просто дань ломающемуся о колено времени и собственному статусу. Рок всегда существовал в порядке сотворения кумиров – если ты намерен надолго обосноваться в зале славы, то следует обзавестись толпой поклонников и почитателей. Зачастую это происходит само собой, но все же требуется соблюдать кое-какие правила. Это «мы» – доверительное обращение к своей аудитории, конечно же отличной от других и противостоящей официальной норме жизни. Куда без этого, как ты еще, пришедший на концерт и ничем в остальном не примечательный парень (или девица), можешь отличиться от сограждан? Только групповым бунтарским отрицанием устоев, иерархий и вообще всего строя обстоятельств в окрестностях твоего, в общем-то, благополучного существования. Таковы правила игры, ничего не попишешь...
- Вне всяких сомнений, Цой был человеком мирового масштаба. Примерно, как писал Кормильцев: «Этот город слишком мал для моей любви». Однако, все-таки наибольшую популярность песни и стихи Цоя, приобрели исключительно в нашей стране, хотя были попытки движения – «Спасем мир» с Джоанной Стингрей и Цоем во главе. В эти же годы на Западе выходит пластинка – «Red Wave». Что это было за движение? Какие цели оно преследовало?
- Масштаб Цоя именно таков, на пределы какого культурного пространства способен распространиться – не больше и не меньше. И в первую очередь, разумеется, это пространство нашей культуры, пространство русского языка. Тут все в порядке. Что касается Стингрей, то эта миссис просто оседлала интерес Запада к новой, изменяющейся России (тогда еще СССР), и стала открывать Западу эту новую Россию в той области, к которой сама имела склонность. То есть, в области русской рок-сцены. Кроме Цоя, она работала с Гребенщиковым, Кинчевым, «Странными играми». Но шуму этот проект наделал больше у нас, чем на Западе.
- В завершении такой вопрос… Наверное, только об одном человеке в нашей стране, можно будет после смерти сказать, что он жив. Это Цой. Даже Егор Летов пророчески писал: "Когда я умер, не было никого, кто бы сказал, что я живой". Возможно, по-другому, сложилась бы жизнь Игоря Талькова, если бы Цой остался бы среди нас. Давай те поразмышляем о смерти и бессмертии в контексте имени Виктора Цоя…
- Не надо этого морока. Цой мертв, упокой Господи его душу. Но песни его по-прежнему с нами. И это лучшее из того, что могло с ним произойти.
Беседовал Артем Комаров
Ссылка на журнал: http://www.sarmediaart.ru/intervyu/64-pavel-krusanov.html