Сквозь щели в стенах старой конюшни просочился утренний рассветный лучик. Маринка открыла глаза, поёжилась от холода и зажмурилась, пытаясь отогнать ощущение случившейся беды...
Тело болело и ныло. На разрванном платье виднелось пятно крови... Неужели они избили её так сильно? Она потрогали пальцами распухшее лицо. Губа была разбита. Но самое жуткое, неотступно надвигающееся ощущение было не телесным. Так вот как "выгорают изнутрёв" - подумала Маринка, убрав за ухо выпавшую прядь. Она с трудом поднялась на ноги, толкнула досчатую дверь, сиротливо висевшую на одной петле, и вышла в утренний туман.
Её босые ноги переступали по мокрой от росы траве, она шла пошатываясь, не понимая, куда идёт и зачем.
Мыслей не было. Хотелось спать и она растворялась в этом ощущении, всем сердцем желая, чтобы всё произошедшее оказалось сном... Произошедшее... Ещё вчера она любила и чувствовала себя самой счастливой на свете, а сегодня... Сегодня вместо сердца в груди обуглившаяся головёшка... Разве так может быть?
Ноги её подкосились и она упала на траву, густо растущую вдоль тропинки. Трава обожгла холодом, мокрыми кинжалами вонзилась в тело, но Марина не замечала ничего. Она лежала, уткнувшись лицом в землю. Грудь сдавливало, ломило, по щекам текли слёзы. Она перевернулась на спину и безжизненным взглядом уставилась в небо. Там, высоко над землёй, плыли облака. Будто лёгкие раздёрганные пёрышки они повиновались ветру, несущему их куда-то. Небо никуда не спешило. Ничего не изменилось в большом мире. Всё идёт своим чередом, пусть даже сегодня на тысячи осколков разбилось сердце. Одно-единственное. Всего одно.
Дверь в дом была не заперта. Бабушка не спала и, лишь Маринка, согнувшись пополам, переступила порог дома и уселась на него, наклонившись на дверной косяк головой, Марфа тихо охнула и села на лавку. Марина подняла на неё глаза и посмотрела прямо, не мигая. Затем встала, взяла ведро с водой и молча вышла из избы. Сняв ненавистный сарафан, она остервенело тёрла мочалкой своё осквернённое тело, поливая на себя прохладную воду из ковша. Здесь, за сараем, бабушка поливала её из лейки жарким летом, когда она была маленькой девчонкой. А теперь вот... Не думать. Только не думать об этом. Она сдёрнула с верёвки под крышей старую заплатанную простыню и завернулась в неё, стуча зубами. Вчера она сама повесила её сюда после стирки. Вчера...
Она торопливо вошла в избу, тихо прошла мимо бабушки, стоящей на коленях перед иконами и тихо шептавшей молитву, перемежающуюся негромкими всхлипываниями, и легла на лавку за печкой. Благословенный сон туманил голову и она покорилась его власти, желая одного - не проснуться.
Любовь Милютина