13 апреля 1519 года родилась Екатерина Медичи, племянница папы римского Льва Х, будущая королева Франции, мать трех королей.
13 апреля 1598 года король Франции Генрих IV издал Нантский эдикт, положивший конец Религиозным войнам, длившимся почти 40 лет (1562-1598).
Король словно специально подгадывал дату, чтобы почтить память покойной тещи.
Я совершенно серьезно. Несмотря на буйную фантазию Дюма, я не считаю, что Генрих прямо-таки ненавидел Екатерину Медичи. Напротив, полагаю, он глубоко уважал ее и за многое был благодарен.
Что касается смерти его матушки, неутомимой Жанны д’Альбре, то никто не доказал, что это в принципе было отравление, и уж тем более, нет реальных оснований обвинять в этом королеву-мать. Если рассуждать здраво, никакой выгоды из этой смерти Екатерина извлечь не могла. Жанна хоть и была ревностной протестанткой, в отличие от смутьяна Конде, войн не развязывала. Более того, незадолго до ее смерти между королевами было заключено несколько важных соглашений и вообще установились очень даже неплохие отношения, тем более, любимого сына Жанна спокойно отпускала в Париж под опеку Черной Королевы.
Что же до маниакальной идеи Екатерины Медичи убить Генриха, в котором она благодаря своему астрологу узрела будущего короля, это у Дюма описано здорово, но тоже, полагаю, далеко от истины.
Екатерина, конечно, как и большинство ее современников, была суеверна, верила астрологам и предсказаниям. Но вместе с тем, королева-мать была весьма рассудительной, рациональной и очень мудрой женщиной. В своих поступках она руководствовалась, прежде всего, государственными и семейными интересами (которые часто не разделяла).
В 1572-1576 годах, когда Генрих находился при дворе, у Екатерины было много других забот, помимо перманентного вынашивания планов его устранения. Особенно, во время царствования номинального государя Карла IX.
В Венсенский замок в 1573 году Генрих попал по собственной глупости. Нашел с кем связаться – с вечным интриганом-неудачником Франсуа Алансонским.
Конечно, в Варфоломеевскую ночь и последующие страшные дни будущему королю довелось пережить много жутких моментов.
Но я совершенно не согласна с версией, что Екатерина Медичи была главным инициатором резни гугенотов 24 августа 1572 года. Просто после того, как Гизы все это начали и разыграли с помощью ультракатолической партии дворян и перевозбужденной парижской толпы, королеве, королю, принцам пришлось выразить полное одобрение их действиям и устроить спектакль с поездкой к Гробнице невинноубиенных и прочими пышными церемониями. Иначе королевская семья просто расписалась бы в неспособности управлять даже собственной столицей, не то, что страной.
Вообще Черная Королева была, прежде всего, политиком, причем маккиавелиевского толка. Хоть она и приходилась племянницей римским папам, полагаю, ее личное религиозное чувство было не столь пылким, чтобы в угоду ему поступаться интересами страны. Тем более, Екатерина до конца дней любила беспутного мужа, хранила верность ему и полагала, что ей, девочке из рода лавочников, была оказана неслыханная честь - стать королевой великой и славной Франции. А потому видела в заботе о государстве свой прямой долг и способ отдать дань благодарности и уважения тем, кто возвел ее в этот высокий сан. За время правления она столь часто меняла маски - от покровительницы протестантов до ревностной католички, лавируя между смутьянами из враждующих лагерей, что приписывать ей особое рвение в убийстве как можно большего числа подданных на религиозной почве странно.
Думаю, она, в отличие от супруга, поняла мысль своего тестя Франциска I об опасности религиозной распри в государстве, высказанную на смертном одре. Ведь король-вольнодумец, хоть и вынужденный в силу обстоятельств, начать преследования еретиков, с самого начала пытался погасить конфликт доктрин и предупреждал сына об опасности религиозного фанатизма. Перед смертью он, понимая, что государство на грани гражданской войны из-за нежелания враждующих партий договариваться, завещал сыну «не медлить с наказанием для тех, кто, прикрываясь властью и громким именем, развязал этот дикий скандал, хотя лишь Богу дано отмщение».
Генрих II отца не понял, а вот его супруга – в полной мере. Поэтому, как только Екатерина получила власть в свои руки, первое, что она попыталась сделать – примирить две враждующие партии. Прежде всего, она попыталась договориться с вождями обеих партий. Не вышло, так как там было слишком много личных амбиций, а у Гизов еще и виды на французский трон. Но получилось хотя бы на время утихомирить смутьянов. Тогда 19 апреля 1561 года Екатерина издала Амбуазский эдикт, разрешающий протестантам молиться «при закрытых дверях» и отменяющий предыдущий – Экуаннский, который фактически запрещал протестантизм в стране.
Затем королева, игнорируя угрозы короля Испании Филиппа II и призывы Гизов к войне с еретиками, пошла на еще более смелый шаг – созвала осенью того же года дебаты в Пуасси, которые, как она надеялась, должны были помочь католикам и протестантам прийти к консенсусу.
Ну а когда дебаты результатов не дали, королева сделала то, на что до нее осмеливались одни лишь готские короли-ариане – издала 17 января 1562 года Пуасский эдикт, предоставляющий протестантам свободу вероисповедания. Фактически, Екатерина, впервые в европейской истории признала вторую конфессию наравне с государственной.
К несчастью, личные амбиции и религиозный фанатизм сторонников противостояния свели на нет это прекрасное начинание. Произошла резня в Васи, и религиозная распря перешла в стадию открытой войны. Государыня, разумеется, имела все основания обидеться на ультракатолических и протестантских вождей, которые не оценили ее поступка.
Но обида обидой, а дело делом. Когда после Варфоломеевской ночи Генрих Наварский остался при дворе практически в качестве пленника, Екатерина, конечно, пристально следила за ним, просто на всякий случай. Ведь после смерти адмирала Колиньи зять становился естественным главой протестантов, даже несмотря на вынужденный переход в католичество. Следила, как показывает, «заговор недовольных», не зря. Так что опалу Анрио накликал на себя сам.
Это уж потом великодушный и желающий мира Генрих III вернул кузену свое благоволение (которым Беарнец воспользовался своеобразно – сбежал из-под опеки царственных родственников).
За три с небольшим года жизни в Лувре король Наварский, полагаю, очень многому научился у своей тещи и кузена в плане политических игр, дипломатии, искусства управления беснующейся страной. Ведь сколько бы ни ходило жутких легенд о Черной Королеве, ее искусство политика и правителя никто не оспаривает. Сколько бы комических портретов Генриха III не сочиняли романисты и сценаристы вслед за его политическими оппонентами и неутомимым Дюма, факты остаются фактами. Этот король 15 лет достаточно успешно управлял сходящим с ума государством, в котором не утихала религиозная распря. Он сумел противостоять амбициям Гизов, мощной ультракатолической дворянской партии и удержать в узде протестантских вождей, уберег королевство от развала, несмотря на то, что воюющие стороны беззастенчиво пользовались «услугами» иностранных государей, которые только и искали случая отхватить себе лакомый кусок французской территории или вообще растащить страну по частям. Он не отдал трон узурпаторам Гизам, несмотря на то, что у него престол вырывали фактически силой, используя интердикт, «народное восстание», плен с прямой угрозой жизни и другие грязные методы. Даже на смертном одре он успел сделать все, чтобы передать власть законному наследнику престола Генриху Наварскому, Все это говорит о незаурядных управленческих талантах и железной воле короля.
Так что Беарнцу было чему поучиться у родственников. Тем более, уже к началу 80-х годов перспектива его объявления наследником престола стала вполне реальной – у короля и его брата герцога Анжуйского детей не предвиделось, а умирали последние Валуа рано. Ну а после смерти Франсуа в 1584 году Генрих уже с позиции официального наследника престола должен был осваивать искусство управления и вспоминать уроки, полученные за время пребывания в Лувре.
То, что с этим он справился прекрасно, общеизвестно.
Но вот что интересно. Как только появилась возможность, как только французы, наконец, признали его королем, была поставлено на место Испания, первое, что сделал Генрих IV – издал Нантский эдикт. Если внимательно вчитаться в его содержание, легко можно заметить, что в основных своих положениях он фактически повторят эдикт Пуасский, изданный Екатериной Медичи за 36 лет до этого (провозглашал в королевстве свободу совести, но ограничивал отправление протестантского культа пределами фьефов, владений и «по соглашению»).
То есть, Генрих в должной мере оценил смелость и мудрость этого шага тещи. Может быть, издание эдикта именно в ее день рождения было с его стороны своеобразной данью уважения этой незаурядной женщине и королеве, которой новый властитель Франции действительно многим был обязан.