ТАК ЧТО ЖЕ ТАКОЕ ТРУСОСТЬ
Большое число комментариев на мой материал о трусливых российских мужчинах вынудил меня в ответ на требования респондентов обозначить само понятие трусости. В связи с чем я хочу рассказать о печальном случае, имевшем место в реанимационном отделении Мариинской больницы города Санкт-Петербурга.
Мне предстояла серьезна операция, по окончании которой я очнулся в отделении интенсивной терапии. Руки мои были привязаны к панцирному матрасу. Видимо, так было нужно, дабы я, находясь в беспамятстве, не мог причинить вред самому себе. Рядом со моей кроватью стояла еще одна кровать. На ней лежал молодой парень лет двадцати. Когда он привстал, я увидел, что из его живота торчит круглая фистула большого диаметра с твердыми краями. Я спросил у парня, зачем из его тела торчит эта штука.
- Мне не повезло, - ответил мне парень. - Наркотик, который я вколол себе в вену, оказался ядом. И моя селезенка развалилась. Со мной все кончено. Я слышал, как врачи говорили между собой, что мне осталось жить от силы одни сутки. И никакие лекарства мне уже не помогут.
Мне стало жаль этого парня, который был вдвое моложе меня, и я спросил у него, зачем он принимал наркотики.
- Не принимал, а колол, - поправил меня парень. – Колол, чтобы было не страшно жить.
- Чего ты боялся? – спросил я.
- Сам не знаю, - ответил мне парень. – Драк я не боялся, воровать тоже, с бабами все получалось на раз-два, но какой-то страх все время жил в моей душе. А как уколешься, так сразу все пучком.
- Может, обойдется, - попытался я успокоить парня.
- Не обойдется, - скривив губы в грустной улыбке, ответил мне он. – Я же сам чувствую, что мне скоро кранты.
- Но теперь ты понимаешь, что ты был не прав, когда гасил свои страхи наркотиками? – спросил его я. – Ведь твои родители и твоя страна, как бы это пафосно не прозвучало, ждали от тебя иного.
- Я был прав, - заваливаясь спиной на постель, - ответил мне парень. – Я всегда и во всем был прав. Мне просто сильно не повезло.
Решив, что наш межличностный контакт уже установлен, я попросил парня развязать мне руки.
Извини, не могу, - ответил мне парень. – Врачи меня за это могут отругать. Ведь это они тебя привязали, когда ты под наркозом хотел встать.
Ответ парня меня огорошил. Мой мозг отказывался понять то, как человек, которому осталось жить не более суток, может испугаться замечания или ругани каких-то врачей.
- Развяжи, - опять попросил я парня. - Не надо бояться. Врачи не будут ругаться, ведь я уже отошел от наркоза.
- Извини, не могу, - помотал головой парень. - Боюсь.
На мое счастье в реанимационную палату зашел один из тех двух врачей, которые меня оперировали.
Отвязав мое руки от кровати, он поинтересовался моим самочувствием.
Ответив врачу, что все хорошо, я скосил глаза в сторону своего соседа. Разумеется, в моих глазах читался вопрос. Врач грустно качнул головой, давая тем самым понять, что с моим соседом все обстоит исключительно плохо.
Дня через два, когда я начал вставать, я разыскал своего врача и поинтересовался у него судьбой того парня.
- Как мы и предполагали, он умер, - ответил мне врач. - А вы не боитесь, что швы у вас внутри разойдутся? Ведь ваш желудок мы шили не сапожными нитками.
- Не боюсь – ответил я.
- Тогда зайдите в процедурную и я отрежу ваш дренаж, а то бегаете по коридору, что собака с хвостом.