Найти в Дзене
ПИШУЖИЗНЬ

Я хочу проскочить в посткороновирусную эпоху! Мне интересно! ЧАСТЬ 1

Ольга Улевич, бывший журналист, редактор газеты «Комсомольская правда» в Минске, рассказывает о переезде и жизни в Испании. О том, как сама себе придумала работу гидом, перекосе феминизма в Европе, о личном и частном. Читайте! Я переехала в Испанию в 2013 году, это было очень постепенно. Я приезжала сюда по долгу, у меня здесь жил брат, до кризиса 2008 года, он делал русскоязычный журнал для эмигрантов. Моей обязанностью было, привозить то маму, то папу. Потому что они в одиночку не справились с логистикой, перелетов через Вильнюс. Однажды я приехала зимой, и это было какое то невероятное чувство, что здесь все совершенно по другому, оказывается не во всех частях планеты жизнь останавливается на зимние месяцы. Я подумала, а почему я полгода, полжизни значит, живу в тюрьме, если можно жить иначе, вставать когда есть солнце, проводить день с ясным небом и хорошим настроением. Профессия журналиста, в 90-е была в своей лучшей форме, Листьев, Любимов, расследования, честные политические

Ольга Улевич, бывший журналист, редактор газеты «Комсомольская правда» в Минске, рассказывает о переезде и жизни в Испании. О том, как сама себе придумала работу гидом, перекосе феминизма в Европе, о личном и частном. Читайте!

Все фото из личного архива Ольги Улевич
Все фото из личного архива Ольги Улевич

Я переехала в Испанию в 2013 году, это было очень постепенно. Я приезжала сюда по долгу, у меня здесь жил брат, до кризиса 2008 года, он делал русскоязычный журнал для эмигрантов. Моей обязанностью было, привозить то маму, то папу. Потому что они в одиночку не справились с логистикой, перелетов через Вильнюс.

Однажды я приехала зимой, и это было какое то невероятное чувство, что здесь все совершенно по другому, оказывается не во всех частях планеты жизнь останавливается на зимние месяцы. Я подумала, а почему я полгода, полжизни значит, живу в тюрьме, если можно жить иначе, вставать когда есть солнце, проводить день с ясным небом и хорошим настроением.

Профессия журналиста, в 90-е была в своей лучшей форме, Листьев, Любимов, расследования, честные политические шоу, гласность, за 10-тия накопившиеся тайны страны, все это было на страницах прессы и выдавалось журналистами. Журналистика была в почете, это была очень хорошая, агрессивная в хорошем смысле этого слова профессия. Но, в эту эпоху я только училась, мне было двадцать с небольшим.

Когда же, я сама стала матерым журналистом, то в свои 39 –ть и даже раньше, я обнаружила, что журналистика стала сферой обслуживания чьих-то интересов, и журналисты не имеют право не на что, не то чтобы на расследования, журналисты не имеют право на вопрос!

Журналист сейчас, даже не имеет права задать вопрос, не говоря уже про ответ. Отвечать журналистам не принято. А это значит - не принято отвечать обществу. И я не понимаю, как это может быть: избранная власть не считает нужным отвечать обществу? Помню, когда у нас в Беларуси была эпидемия то ли птичьего гриппа, то ли атипичной пневмонии, и мы журналисты комсомольской правды не имели право задавать вопросы, есть ли тесты, есть ли маски? Тогда, тоже было много паники, но все равно не было все так глобально, как сейчас. Так вот, тогда газета была на грани закрытия. Именно за право задать вопрос.

И какой смысл в такой журналистике? Мне казалось, что моя профессия не имеет ценности, мой приход на работу каждый день - бессмыслица. Было ощущение, что газета наполняется буквами, чтобы было чем заполнять газетные листы, чтобы между ними ставить рекламу. Моя белорусская свекровь плакала, узнав, что я ушла с поста главного редактора!

У любого творческого человека, развивающегося, ищущегося, есть момент, когда он устает от того, чем занимается, а в моем случае этому способствовали и другие факторы. У нас бесконечно менялось руководство, оно становилось все более незрелым, решения все более хаотичными, практически конвульсивными, это меня разрывало, опустошало, мешало работать, мне казалось, что я занимаюсь просто ерундой! И потом я никогда не получала достойного вознаграждения за свою работу. В Беларуси так принято практически повсеместно и до сих пор. А к 40-ка годам это, знаете ли, начинает раздражать не на шутку.

фото из личного архива Ольги Улевич
фото из личного архива Ольги Улевич

Мне предложили поработать в Москве в московской редакции, но приехав туда впервые в 24 года в 1996-м, это был один город и для меня Москва, осталась в памяти такой: активной, свободной, очень доступной, практически домашней, где работало очень много талантливых и умных людей. А когда, я приехала туда в 2012 году, я была в шоке, это был абсолютно другой город! Без людей. И этот город мне не понравился.

Я очень люблю Москву, и многому научилась в московской редакции, и человеческим вещам и технологиям, и жестоким вещам в жизни, когда ты должен ехать узнавать, разговаривать с неприятными людьми, расследовать убийство. У меня была очень хорошая журналистская школа, а потом, всего этого не стало....

фото из личного архива Ольги Улевич
фото из личного архива Ольги Улевич

У тебя на лице твоя энергия, я в Минске не могла представить, что буду ходить с красной помадой. Но здесь, мне ничто не мешает!

В Испании у меня ни что не крадет энергию, здесь, если у тебя плохое настроение, то ты выходишь на улицу и, как правило, первый же человек которого ты встретил, первый официант в баре тебе поднимает настроение, какой то шуткой, и ты на него смотришь и думаешь, чего я раскисла? И это настолько все правильно!

Испания это другая атмосфера, другая гигиена человеческих отношений.

Гигиена человеческих отношений – это когда никто друг друга не использует, когда есть уважение, и нет грубостей и оскорблений.

Про

В Испании не принято транслировать и демонстрировать свое плохое настроение. Я помню, когда еще ходила на языковые курсы каталонского, и там была одна француженка, она очень интеллигентный воспитанный человек. В 75-ть лет она учила каталонский, потому что хотела вернуться к своим корням, хотя всю жизнь прожила под Парижем. Вырастила детей, преподавала философию в Университетах, и она говорила – прожив жизнь, мне больше всего хотелось быть приятной и полезной людям! Вот с какими мыслями живут в Европе люди.

Славяне живут каждый в себе, каждый в нору, а здесь живут «мне хотелось бы быть приятной для других», и когда каждый думает так, мир меняется и живется легче, и счастье возникает просто не из-за чего.

Для этого не надо получать много денег, туристы смеются – они такие голодранцы, эти европейцы, ездят на старых машинах, ходят в каких-то обносках, но посмотрите на их выражение лица, на их цифры долголетия, и на наши?

Продолжение ЧАСТЬ 2